Он как бы взвесил револьвер на ладони.
— Я был в шкафу, — сказал он, глядя ей прямо в глаза и отвечая на невысказанные вопросы. — Он открыл чемодан и вынул из него этот револьвер. Он собирался тебя убить. Я прыгнул на него сзади, и револьвер выстрелил.
— Не может быть… Господи!.. — Она непонимающе потерла лоб. — Но как ты… как ты здесь оказался?
Он положил пистолет в карман пальто.
— Я был в баре. Сидел в соседней кабинке. И слышал, как он уговорил тебя поехать к нему домой. Я ушел, когда ты пошла звонить по телефону.
— Но он сказал мне…
— Я слышал, что он тебе сказал. Он умел убедительно врать.
— Боже мой, я ему поверила… я ему поверила…
— Это — твоя главная беда, — сказал он со снисходительной улыбкой, — ты всем веришь.
— Боже мой… — Она содрогнулась.
Он подошел к ней, ступив между раскинутых ног Пауэлла.
— Я все равно не понимаю… — сказала она. — Почему ты оказался в баре?
— Я дожидался тебя в вестибюле. Я опоздал и не видел, когда ты с ним ушла. Как я себя проклинал! Но решил попробовать тебя дождаться. Что еще мне оставалась делать?
— Но как… почему?..
Он стоял перед ней раскрыв объятия, как вернувшийся с войны солдат.
— Послушай, героине не полагается задавать вопросы своему спасителю. Радуйся, что дала мне его адрес. Может, я и думал, что это все глупости, но не смел рисковать — ты могла попасть в руки опасного человека.
Она бросилась ему в объятия, рыдая от облегчения и запоздалого страха. Твердые руки в кожаных перчатках гладили ее по спине.
— Не плачь, Эллен, — говорил он. — Все страшное позади.
Она прижалась щекой к его плечу.
— О Берт, — рыдала она, — какое счастье, что ты есть. Спасибо Господу Богу за тебя, Берт!
Внизу зазвонил телефон.
— Не отвечай, — сказал он, когда она отстранилась от него.
— Я знаю, кто это звонит, — проговорила она безжизненным голосом.
— Все равно не отвечай. Послушай, — он положил ей на плечи руки; в них была большая сила убеждения, — кто-то наверняка слышал выстрел. Через несколько минут здесь появится полиция. И репортеры. — Он дал ей минуту осознать его слова. — Ты же не хочешь, чтобы о тебе писали во всех газетах. Опять вытащат историю с Дороти, ваши фотографии…
— А как это предотвратишь?
— Есть способ. Внизу у меня автомобиль. Я отвезу тебя в гостиницу и вернусь сюда. Если полиции еще не будет, я им позвоню. Тогда на тебя не набросятся репортеры, а я откажусь что-нибудь говорить, пока не останусь наедине со следователем. Тебя они позже тоже допросят, но газеты ничего об этом не узнают. — Он повел ее в прихожую. — К этому времени ты позвонишь отцу, и у него достаточно влияния, чтобы не позволить полиции сообщить газетчикам о том, что в этом замешаны ты и Дороти. Пусть скажут, что Пауэлл был пьян и затеял со мной драку или что-нибудь в этом роде.
Телефон перестал звонить.
— Как-то нехорошо оставлять его… — сказала Эллен, когда они начали спускаться по лестнице.
— Почему? Это ведь я сделал, а не ты. И я не собираюсь отрицать, что ты здесь была, — ты мне нужна, чтобы подтвердить мои слова. Я хочу одного — чтобы по этому поводу не резвились газеты. — Они уже были в гостиной. Он повернулся к ней: — Доверься мне, Эллен, — сказал он, взяв ее за руку.
Она глубоко вздохнула, с облегчением чувствуя, как ее отпускает напряжение, и с готовностью перекладывая ответственность на другие плечи.
— Хорошо, — сказала она. — Но тебе незачем везти меня в гостиницу. Я возьму такси.
— В такой поздний час такси можно заказать только по телефону. А трамваи, по-моему, перестают ходить в десять часов.
Он подал ей пальто.
— Где ты взял машину? — тупо спросила она.
— Мне дал ее на время приятель. — Он подал ей сумочку и, выключив свет, открыл входную дверь. — Пошли, у нас мало времени.
Его машина — черный «бьюик» — была припаркована на другой стороне улицы, метрах в пятидесяти от дома, где жил Пауэлл. Он открыл дверцу для Эллен, обошел машину и сел за руль. Воткнул ключ в замок зажигания. Эллен сидела молча, уронив руки на колени.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ничего, — ответила она тихим, усталым голосом. — Только я никак не могу поверить, что… он собирался меня убить… — Она вздохнула. — Но по крайней мере, я не ошиблась насчет Дороти. Я знала, что она не совершала самоубийства. — Эллен укоризненно улыбнулась: — А ты пытался отговорить меня от этой поездки…
Машина наконец завелась.
— Да, — сказал он. — Ты была права.
Эллен помолчала минуту.
— Что ж, нет худа без добра, — сказала она.
— В каком смысле?
Он выжал сцепление, и машина двинулась вперед.
— Ты спас мне жизнь. Ты действительно спас мою жизнь. Это должно подействовать на отца, когда я тебя с ним познакомлю и мы скажем ему о наших планах.
Прошло несколько минут. Они ехали по Вашингтон-авеню. Эллен придвинулась к Берту и взяла его под руку, надеясь, что это не помешает ему вести машину. Она почувствовала, что в бок ей уперлось что-то твердое, и поняла, что это — револьвер у него в кармане. Но ей не хотелось отодвигаться.
— Послушай, Эллен, — сказал он, — дела-то наши неважнецкие.
— В каком смысле?
— Во-первых, меня будут судить за непреднамеренное убийство.
— Но ты же не хотел его убивать! Ты пытался отнять у него револьвер.
— Верно, но меня все равно арестуют… и вся эта судебная волокита… — Он мельком глянул на поникшую Эллен и затем опять устремил взор на дорогу. — Эллен… когда мы приедем в гостиницу, ты могла бы просто забрать вещи и расплатиться. Через два часа мы уже были бы в Колдвелле.
— Берт! — воскликнула она с удивлением и упреком. — Разве так можно поступать?
— А почему бы и нет? Он ведь убил твою сестру. Так что получил по заслугам. Зачем нам ввязываться в это дело?
— Так нельзя, — возразила она. — Кроме того, что это просто… непорядочно, вдруг они узнают, что это ты… убил его. Тогда они уже не поверят, что все было как ты говоришь, — что ж, скажут, ты тогда убежал?
— Как они узнают, что убил я? — возразил он. — На мне перчатки, так что отпечатков пальцев я не оставил. И меня там никто не видел, кроме тебя и него.
— Ну а что, если все-таки дознаются? Или обвинят в убийстве невинного человека? Каково тебе тогда будет? — Он молчал. — Как только я приеду в гостиницу, я позвоню отцу. Узнав правду, он наверняка сумеет найти адвокатов и все уладить. Конечно, дело очень неприятное. Но убежать…