День ото дня его чувства приобретали все большую остроту, а разум становился все более чутким и беспокойным. Процедуры отупляли его, но не более чем на неделю; затем он снова пробуждался, оживал. Он-таки занялся изучением языка, который Маттиола пыталась расшифровать до него. Она показывала ему книги, из которых делала выборки и списки слов, таких, например, как momento, что, видимо, означало момент; были и другие слова, о значении которых можно было догадаться по схожему написанию. У нее набралось несколько страниц легко узнаваемых переведенных ею слов. Но гораздо больше было таких, о смысле которых можно было лишь гадать, проверять на других контекстах и строить догадки. Означало ли allora «тогда» или «уже»? Что такое quale, sporse, rimanesse? Во время каждой вечеринки он около часа работал над книгами. Иногда Маттиола наклонялась над ним и, заглядывая через плечо, смотрела, чем он занят. Говорила: «О, конечно!» или «Не могло ли это быть названием одного из дней недели?» — но большую часть времена она проводила около Короля. Набивала для него трубку и слушала, о чем он говорит. Король наблюдал, как Чип работает, и, отраженный в стеклах Пред-У-мебели, улыбался другим и поднимал со значением брови.
С Мэри КК Чип встречался либо вечером по субботам, либо днем в воскресенье. С ней он себя вел нормально, улыбался на прогулках в Садах Развлечений, и совокуплялся без затей и без страсти. Он вел себя нормально и на службе, в соответствии с принятым распорядком. Однако с каждой неделей это его собственное нормальное поведение все больше его раздражало.
В июле умерла Тишь. Пташка сочинила и посвятила ей песню, и, когда Чип вернулся к себе в комнату со встречи, где она спела ее, перед его мысленным взором одновременно возникли вместе Пташка и Карл (почему он никогда раньше не вспоминал о нем?). Пташка была крупной и неуклюжей, но очень мило пела. Ей было лет двадцать пять, и она была одинока. «Помощь» Чипа предположительно «подлечила» Карла, но ведь у него могла быть генетическая способность или что-либо еще, чтобы хотя бы в малой степени противостоять медикаментозным накачкам? Так же, как Чип, он был 663, и была некоторая вероятность, что он работал в этом же Институте. Было бы идеальной перспективой ввести его в группу и, соответственно, найти пару для Пташки. Во всяком случае, стоило попытаться его разыскать.
Было бы здорово по-настоящему помочь Карлу! «Недолеченный», он рисовал бы — о, чего бы он только не нарисовал! Ни у кого не хватило бы воображения ответить на этот вопрос! На следующее утро, как только Чип встал, он вынул свежий справочник имяномов из дорожной сумки, тронул рецептор видеофона и прочитал имяном Карла. Но экран остался пуст, и голос из аппарата принес извинения — названный номер был вне досягаемости.
Несколькими днями позже Боб РО, когда Чип после беседы уже встал со стула, спросил его о том вызове.
— А скажи-ка мне, — обратился к нему Боб, — с чего вдруг тебе захотелось вызывать этого Карла ВЛ?
— О, — ответил Чип, стоя возле стула. — Мне захотелось посмотреть, как он выглядит. Теперь, когда со мной все нормально, мне, естественно, хочется, чтобы у всех было так же.
— Ну, разумеется, и у него то же самое, — сказал Боб. — Это странный поступок, тем более что прошло столько лет.
— Просто я вдруг вспомнил о нем, — сказал Чип.
Он вел себя нормально от первого удара гонга до последнего и встречался с группой дважды в неделю. Он продолжал работать над изучением языка «Итальяно» — так он назывался, — хотя он и подозревал, что Король был прав, и занятие это было бессмысленным. Просто это казалось ему более достойным времяпрепровождением, нежели настольные механические игры. Изредка это его увлечение давало Маттиоле повод подойти и наклониться над ним, заглянуть ему через плечо, опершись одной рукой на кожаную поверхность стола, за которым он работал, а другой рукой — на спинку его стула. Тогда он мог ощутить ее запах — это не была игра его воображения, она в самом деле пахла цветами, — и он мог посмотреть на ее смуглую щеку, на шею, на ее балахон, туго вздутый под напором двух подвижно-упругих выпуклостей. Это определенно были груди.
Однажды ночью в конце августа в поисках других книг на Итальяно ему попалась книга на другом языке. Ее заглавие «Vers l'avenir» сильно смахивало на итальянские слова «verso» и «avvenire» и, очевидно, означало «вперед к будущему». Он пролистал книгу, и ему бросилось в глаза, что на двадцати или тридцати страницах вверху было напечатано имя Вэнь Личуна.
Наверху других страниц встречались другие имена — Mario Sofik, A. F. Liebman. Книга, как он понял, представляла собой собрание коротких произведений различных авторов, и два сочинения, безусловно, были написаны Вэнем. Название одного из них — «Le pas prochain en avant», — похоже, он мог перевести. Pas, скорей всего, равнозначно passo; avant — avanti и все вместе выглядело, как «Следующий шаг вперед» — это было из первой части книги «Вечная мудрость Вэня». Когда он сообразил, какова ценность этой находки, он прямо обомлел. В этой невзрачной книжице с болтающимся на ниточках переплетом насчитывалось двенадцать или пятнадцать страниц на языке пред-У, точный перевод которых лежал в ящике его тумбочки у кровати. Тысячи слов, глаголов с их несусветно изменчивыми формами; вместо того чтобы угадывать, двигаясь на ощупь по почти бесполезным отрывкам текстов на Итальяно, у него теперь появилась возможность за считанные часы овладеть основами второго языка.
Он ничего никому не сказал; сунул книжку в карман и подошел к остальным. Как ни в чем не бывало набил трубку табаком. Le pas-что-то-еще-avant, в общем-то, могло и не называться «Следующий шаг вперед». Но было, должно было быть.
Да, так оно и было; он тотчас убедился в этом, сравнив несколько первых фраз. Он просидел у себя в комнате всю ночь напролет, внимательно читая и сравнивая, водя одним пальцем по тексту на Пред-У-языке, а другим — по строчкам перевода. Он дважды обработал таким образом четырнадцать страниц эссе и тогда приступил к составлению словаря по алфавиту.
Следующую ночь он спал, поскольку утомление дало себя знать. А через день, после визита Снежинки, он снова всю ночь работал.
Он стал ходить в музей и по ночам, когда не было их вечерних встреч всей группой. Там он мог за работой курить, просматривать другие книги на «Франсез» — так назывался этот язык. Он мог блуждать с фонариком по темным залам. На третьем этаже ему попалась географическая карта из Инда, искусно подклеенная в нескольких местах, на которой Евр было «Европой», одна ее часть называлась «Францией» и Франсез был языком, на котором говорили тамошние жители. Странно и привлекательно назывались их города: «Париж», «Нант», «Лион», «Марсель».
Он по-прежнему ни с кем не делился своими открытиями. Ему хотелось ошеломить Короля полностью освоенным языком и доставить удовольствие Маттиоле. Он больше не работал над Итальяно, и однажды вечером Маттиола спросила его об этом. Не покривив душой, он сказал, что бросил попытки разобраться в нем. Она отвернулась с разочарованным видом, и он обрадовался, зная, какой сюрприз он ей готовит.