— Да это целая речь…
— Да, в трех частях.
— И ваше высочество на нее ответили?
— Вместо меня отвечал Ленэ. «Маркиза, — сказал он, — мы никогда не сомневались в вашем усердии, а еще менее — в ваших познаниях; они так нужны нам, что мы, принцесса и я, ежедневно жалели о них…» Одним словом, он насказал ей столько комплиментов, что обольстил ее, и она отдала ему свой план.
— Что в нем?
— По ее мнению, надобно назначить главнокомандующим не герцога Буйонского и не герцога де Ларошфуко, а маршала Тюренна.
— Ну что же, — сказала Клер, — мне кажется, что на этот раз маркиза посоветовала очень удачно. Что вы скажете, господин Ленэ?
— Скажу, что вы правы, виконтесса, и будете мудрым членом нашего совета, — отвечал Ленэ, который в эту минуту появился со связкой бумаг и держал их так же важно, как могла бы держать маркиза де Турвиль. — К несчастью, господин де Тюренн не может приехать из северной армии; по нашему плану он должен идти на Париж, когда Мазарини и королева двинутся на Бордо.
— Заметьте, виконтесса, что Ленэ вечно встречаются какие-нибудь препятствия. Зато у нас главнокомандующий не герцог Буйонский, не Ларошфуко, не Тюренн, а Ленэ! Что такое у вас, ваше превосходительство? Не прокламация ли?
— Точно так, мадам.
— Прокламация маркизы де Турвиль, не так ли?
— Совершенно верно, только с некоторыми изменениями в слоге: канцелярский слог, изволите знать…
— Хорошо, хорошо, — сказала принцесса с улыбкой, — что хлопотать о словах? Только был бы тот же смысл, вот все, что нам нужно.
— Смысл не изменен.
— А где подпишется герцог Буйонский?
— В одну строчку с герцогом де Ларошфуко.
— Но где подпишется герцог де Ларошфуко?
— Он подпишется под герцогом Энгиенским.
— Сын мой не должен подписывать такого акта! Подумайте, ведь он ребенок!
— Я обо всем подумал, ваше высочество! Когда король умирает, ему тотчас наследует дофин, хотя бы ему было не более одного дня… Почему же в семействе принцев Конде не поступать так, как делается в королевском семействе Франции?
— Но что скажет герцог Буйонский? Что скажет герцог Ларошфуко?
— Последний уже возражал против этого, но потом он уехал. А первый узнает обо всем, когда дело будет сделано, и скажет, что ему будет угодно, нам все равно!
— Так вот причина той холодности, которую герцог выказал вам, Клер?
— Пусть будет холоден, ваше высочество, — сказал Ленэ; он разогреется при первых залпах, которые направит на нас маршал де Ла Мельере. Эти господа хотят воевать, так пусть воюют!
— Будем осторожны, Ленэ, — сказала принцесса, — не стоит слишком сердить этих господ, у нас никого нет, кроме них.
— А у них ничего нет, кроме вашего имени. Пусть попробуют сражаться за себя, мы увидим, долго ли они смогут продержаться: даром ничто не дается.
В это время вошла маркиза де Турвиль; но радость на ее лице сменилась беспокойством, которое еще более усилилось от последних слов Ленэ.
Она быстро подошла и сказала:
— План, который я имела честь предложить вашему высочеству, кажется, не понравился господину Ленэ?
— Напротив, маркиза, — отвечал Ленэ, почтительно кланяясь, — и я почти сохранил все ваши слова; только одно изменено: прокламация будет подписана не герцогами Буйонским и Ларошфуко, а монсеньером герцогом Энгиенским. Эти господа поставят свои имена после его высочества.
— Вы компрометируете молодого принца, сударь!
— Это правда, но как же иначе, если мы за него сражаемся?
— Но жители Бордо любят герцога Буйонского, душой преданы герцогу де Ларошфуко и совсем не знают его высочества герцога Энгиенского.
— Вы ошибаетесь, — сказал Ленэ, вынимая, по обыкновению, бумагу из кармана, который всегда удивлял принцессу своей вместимостью, — вот письмо президента бордоского парламента; он просит меня, чтобы прокламации были подписаны юным принцем.
— Ах, что заботиться о мнении парламентов, Ленэ! — воскликнула принцесса. — Не стоило освобождаться от власти королевы и Мазарини, если надо подпасть под влияние парламента!
— Вашему высочеству угодно въехать в Бордо? — спросил Ленэ решительно.
— Разумеется.
— Ну так это их условие sine qua non [10] : они станут тратить порох только ради герцога Энгиенского.
Маркиза прикусила губы.
— Так вы заставили нас бежать из Шантийи, — проговорила принцесса, — заставили нас проехать полтораста льё, и для чего? Чтоб сносить оскорбление от жителей Бордо!
— То, что вы изволите принимать за оскорбление, ваше высочество, есть почесть. Что может быть более лестным для принцессы Конде, чем знать: принимают ее, а не других…
— Так жители Бордо не примут двух герцогов?
— Они примут только ваше высочество.
— Но что могу я сделать одна?
— Бог мой! Вы въедете в город, потом ворота останутся открытыми, и все другие въедут за вами.
— Мы не можем обойтись без герцогов.
— И я то же думаю, а через две недели и парламент будет думать то же. Бордо не принимает вашей армии, потому что боится ее, но через две недели призовет ее для своей защиты. Тогда у вас будет двойная заслуга: вы два раза исполните просьбу бордосцев, и тогда, будьте спокойны, они все, от первого до последнего, будут готовы умереть за вас.
— Так Бордо в опасности? — спросила маркиза.
— В большой опасности, — отвечал Ленэ, — вот почему необходимо занять его. Пока мы находимся вне его стен, Бордо не может отказаться открыть нам ворота, не изменив законам чести. Когда мы вступим в него, город не сможет выгнать нас, не покрыв себя позором.
— А кто же, скажите пожалуйста, угрожает городу?
— Король, королева, Мазарини… Королевские войска пополняются рекрутами, враги наши занимают позиции вокруг нас. Остров Сен-Жорж (он только в трех льё от Бордо) получил подкрепление войском, припасами, туда назначен новый комендант. Жители Бордо попробуют взять остров и, разумеется, будут разбиты, потому что им придется иметь дело с лучшими войсками короля. Когда же их основательно поколотят, как и должно быть с горожанами, которые хотят изобразить из себя солдат, они станут отчаянно звать на помощь и герцога Буйонского, и герцога де Ларошфуко. Тогда, ваше высочество, вы предложите условия парламенту, потому что оба герцога на вашей стороне.
— Но не лучше ли постараться переманить на нашу сторону этого нового коменданта, прежде чем бордосцы будут разбиты и падут духом?
— Если вы будете в Бордо, когда их разобьют, так вам нечего опасаться. Что же касается коменданта, то его никак нельзя подкупить.