Две королевы | Страница: 77

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Нада провел у королевы более часа; Мария Луиза несколько раз улыбнулась, и это было уже много. Затем она печально посмотрела на карлика и подозвала его. Ее руки гладили его редкую поседевшую шевелюру, и вдруг она сказала:

— Я хотела бы на минуту остаться наедине с Надой и Луизон; это возможно?

— Ты удаляешь меня, Луиза? — с упреком в голосе спросил король.

— Ты устал, Карл, тебе надо отдохнуть; иди поспи, потом придешь опять. Мне же не следует спать, я и так слишком много сплю. Нада и Луизон помогут мне написать письмо моему отцу. Нада ведь мой секретарь, ты же это знаешь.

Врач сделал знак королю, напомнив ему, что ей нельзя противоречить; тогда Карл II с трудом встал, несколько раз поцеловал королеву и удалился. Проходя через первый зал, он увидел герцога де Асторга, неподвижно стоявшего на посту, и печально махнул ему рукой.

— Ты остаешься здесь, герцог? И не собираешься вернуться к себе во дворец?

— Пока ее величество королева в опасности, место ее главного мажордома здесь, рядом с ней, государь, и я не покину этот пост ни днем ни ночью.

Король прошел мимо; он не испытывал ревности, какая охватывала его во время приступов ярости, а страсть герцога де Асторга к королеве казалась ему неспособной вызвать у кого бы то ни было раздражение, поскольку она таилась в течение стольких лет; к тому же у смертного ложа страсти всегда утихают, уступая место боли.

— Меня вы тоже отсылаете, ваше величество? — спросил мавр.

— Нет, Юсуф, напротив, я могу говорить при вас, вы тоже поможете мне; я попрошу вас о последней услуге.

— Последней?!

— Да, Юсуф, последней. Я прекрасно чувствую, что со мной; вы продлеваете мне существование своим искусством, но жизнь покидает меня, и вскоре от меня останется только мертвое тело. Мой бедный Нада, нас обоих отравили, так же как тех бедных женщин, которых от меня прячут.

— Нет, госпожа, вы ошибаетесь.

— Я не ошибаюсь, и ты не обманешь меня, Нада. Я вижу, я знаю все, и время не ждет. Ты делаешь героические усилия, требуешь от своей слабенькой натуры больше, чем она может дать, мой бедный карлик, а я тороплюсь поблагодарить тебя и сказать слова прощания, чтобы ты после этого мог уйти и спокойно умереть. Ты был мне добрым и преданным слугой и до самого конца давал этому доказательства. Мы скоро встретимся, будь спокоен, и больше никогда не расстанемся.

— Моя добрая хозяйка, вы разрываете мне сердце.

— Не перебивай меня, дитя мое, мне надо многое сказать, а времени осталось мало. Я не хочу, чтобы распространялись слухи о моем отравлении, слышите? Приказываю вам всем опровергать их, и в первую очередь это касается тебя, Юсуф, ведь твоя ученость позволяет влиять на убеждения людей. Моя смерть может стать поводом для войны. Я люблю Испанию, я хорошо ей служила и послужу, даже когда меня здесь не будет. Вы обещаете повиноваться мне?

— Ваше величество…

— Так нужно, я так хочу, а воля умирающих священна, ее не обсуждают, обещайте же.

Они собрались у ее кровати: Луизон на коленях по-прежнему плакала наЕ?зрыд, Нада сидел на корточках, едва не падая, а врач стоял у ее изголовья.

— Мы будем повиноваться, ваше величество, клянусь от их имени.

— Хорошо.

— Госпожа, — заговорила Луизон, заливаясь слезами, — если ваше величество хочет увидеть своего придверника… он здесь, в моей комнате.

— Благодарю тебя, Луизон, я снова убедилась в твоей искренней привязанности, ты угадала мое желание. Но подожди, прежде я должна попрощаться. Сначала с этим несчастным, что страдает и молчит, хотя силы у него иссякают: моя признательность облегчит его муки. Поцелуй меня, мой Нада! На пороге вечности дистанции исчезают, госпожа и слуга вместе предстанут перед Богом. Я благословляю тебя как мать и хозяйка, и повторяю, ты благородное и достойное создание, Нада, прости мне твою смерть. По крайней мере, тебе могли бы оставить жизнь, ведь она не влияет на равновесие в Европе.

Горькая улыбка появилась на ее бледных губах; карлик держал руку королевы и целовал ее.

— Иди, друг мой, иди! Юсуф, уведите его, он слишком долго боролся с болью. Прощай или, все же, до скорого свидания! Если ты уйдешь первым, подожди меня, я не задержусь. Прощай! Прощай!

Нада, еле живой, сделал над собой нечеловеческое усилие, еще раз поцеловал королеве руку и сам пошел к двери. Врач последовал за ним, выполняя повторный приказ королевы. Как только они ушли, Мария Луиза знаком подозвала к себе Луизон.

— Дорогая моя девочка, — заговорила она, — это еще не все; там, рядом со мной, в следующей комнате находится несчастный, который тоже страдает, причем великой болью; позови его.

Луизон молча поднялась.

— Возможно, они сочтут, что это дурно, но я не могу умереть, не увидев его еще раз, не запретив ему последовать за мной, не позволив нашим губам хоть раз произнести те слова, которые так часто повторяли наши сердца.

Луизон позвала главного мажордома, он вошел… Никогда еще ни на одном человеческом лице боль не оставляла более глубоких следов, чем те, что были видны на лице герцога. Он остановился у двери, его сердце билось так сильно, что у него не было возможности говорить.

— Подойдите, сударь, — прошептала королева, — я жду вас.

Он тут же оказался возле нее, преклонил колено и, сложив руки, с глазами, полными слез, ждал, что скажет она еще.

— Де Асторга…

Едва это имя сорвалось у нее с языка, она подумала, что сейчас умрет.

— Мой дорогой герцог, — продолжала она несколько секунд спустя, — нам пора расстаться.

— Нет, ваше величество.

— Увы! Я это слишком ясно чувствую, и нет никакой надежды.

— Нет, ваше величество, мы не расстанемся, я последую за вами.

— Именно этого я и боялась, поэтому и пожелала увидеть вас; я знала, что вы не станете жить без меня, а я хочу, чтобы вы жили.

— Страдая?

— Нет, вы должны жить, чтобы вспоминать и грустить обо мне, а также служить Испании, вашей родине и моему супругу, вашему королю.

— Ваше величество, в моей жизни не было ничего, кроме любви к вам.

— И эта любовь обязывает вас жить, сударь, ибо так приказываю вам я.

— О моя королева! Требуйте от меня любых жертв, кроме обязательства жить на этой земле, когда вас здесь не станет.

— Я всегда буду с вами, друг мой; моя душа никогда не покинет вас, потому что наша непорочная, чистая нежность подобна ангельской любви, и Господь благословит ее своим взором, когда я покину мою смертную оболочку. Я вас очень любила, люблю сейчас и хочу сказать вам это хотя бы раз, пред ликом Создателя, который меня призывает, на пороге смерти, которая ждет меня.