Паччани твердил, что нашел этот хлам за много лет до убийства, и заметки, накарябанные им на бумаге, явно подтверждали его правдивость, так как относились к датам до убийства.
Прокурор объявил, что коварный обвиняемый мог сделать эти заметки позднее, чтобы отвести подозрения (Специ в своей статье указал, что еще проще было бы бросить уличающую его бумагу в печь.)
Среди свидетелей были старые приятели Паччани по Каса де Пополо — этот клуб построили коммунисты, и в нем собирались рабочие из Сан-Кашано. Эти друзья были большей частью сельские простаки, невежественные, со следами пьянства и разврата на лицах. Среди них был туповатый бывший почтальон из Сан-Кашано по имени Марио Ванни, прозванный односельчанами Торсоло — «яблочный огрызок», — иначе говоря, та часть яблока, которая уже никуда не годна и ее впору выбросить.
Ванни стоял перед судом смущенный и напуганный. В ответ на первый вопрос (ваше теперешнее занятие?) он без устали твердил одно и то же, что он, да, знаком с Паччани, но только по «пикникам» и не более того. Как видно, опасаясь сбиться, бывший почтальон заучил одну фразу и ею отвечал на все вопросы, и важные, и пустые. «Eravamo compagni di merende» — «Мы были друзьями по пикникам».
«Друзья по пикникам». Несчастный почтальон ввел в оборот фразу, которая вошла в итальянский язык. «Друзья по пикникам» — «compagni di merende» стало разговорным выражением, означающим знакомство под невинным предлогом, прикрывающим темные и тайные преступления. Фраза стала столь популярной, что удостоилась статьи в итальянской версии «Википедии».
— Мы были друзьями по пикникам, — упрямо повторял Ванни на каждый вопрос, упершись подбородком в грудь и стреляя глазами по просторному залу суда.
Прокурор все больше раздражался. Дальше Ванни стал отрицать и то, что прежде говорил на допросах. Он отрицал, что охотился вместе с Паччани, отрицал сделанные им же заявления и наконец отказался от всего, заявил, что знать ничего не знает, что они с Паччани дружки по пикникам и только. Председатель суда наконец вышел из терпения.
— Синьор Ванни, ваше поведение у нас называется умолчанием, и если вы будете продолжать в том же духе, вас привлекут к ответственности за лжесвидетельство.
Ванни продолжал скулить:
— Но мы же просто друзья по пикникам!
Зал разразился хохотом, и председатель грохнул молотком по столу.
Его поведение на свидетельском месте навело на подозрения офицера полиции Микеле Джуттари, позже ставшего преемником Перуджини на посту главного инспектора по делу Монстра. Перуджини был вознагражден за поимку Монстра (читай, Паччани) почетнейшим назначением, его направили в Вашингтон налаживать связь итальянской полиции с ФБР.
Джуттари предпочел бы перевести расследование дела Монстра на новый, умозрительный уровень. Пока он наблюдал со стороны, присматривался, прислушивался и составлял собственные версии преступлений.
В ходе суда наступил день, который итальянцы называют «твист» — крутой поворот, тот момент, когда какой-нибудь Перри Мейсон приводит в суд ключевого свидетеля и решает судьбу обвиняемого. В деле Паччани таким свидетелем стал человек по имени Лоренцо Неси, тощий вкрадчивый тип с прилизанными волосами и радужными линзами очков, в расстегнутой рубашке, из-под которой на волосатую грудь свешивалась золотая цепочка. Этот умелый говорун был большим любителем мимолетных связей с женщинами. То ли из стремления привлечь к себе внимание, то ли из желания попасть на первые страницы газет, Неси стал настоящим «серийным свидетелем», внезапно возникающим в самый подходящий момент и вдруг вспоминающим события, похороненные за давностью лет. То выступление было его дебютом: впереди их было еще много.
Первым делом Неси по собственному почину заявил, что Паччани хвастался ему, будто ходит по ночам стрелять куропаток из пистолета. Это стало еще одним неопровержимым свидетельством против Паччани, поскольку доказывало, что крестьянин, уверявший, что у него нет пистолета, его все-таки имел — и, несомненно, «тот самый».
Черед двадцать дней Неси внезапно припомнил еще кое-что.
В субботний вечер 8 сентября 1985 года, предполагаемое время убийства французских туристов, Неси возвращался из поездки, и ему пришлось сделать крюк мимо поляны Скопети, поскольку автострада Флоренция — Сиена, по которой он обычно ездил, была перекрыта дорожными работами. (Эта дорога вспомнилась в следующие выходные.) Примерно от половины десятого до половины одиннадцатого вечера, говорил Неси, он находился в километре от поляны Скопети и остановился, чтобы пропустить «форд фиеста». Машина была розовой или красной, и он на девяносто процентов уверен, что за рулем был Паччани. Рядом сидел еще кто-то, незнакомый.
Почему он не сообщил об этом десять лет назад?
Неси ответил, что в то время он был уверен лишь на семьдесят или восемьдесят процентов, а доносить надо только о том, в чем ты совершенно уверен. Однако теперь его уверенность возросла до девяноста процентов, и он решил, что этого достаточно для доноса. Судья похвалил его за такую щепетильность.
Трудно было представить, чтобы Неси, мелкий торговец свитерами, мог ошибиться в цвете. Однако цвет машины Паччани он перепутал — она была не розовой и не красной, а абсолютно белой. (Возможно, Неси вспомнился красный «альфа-ромео», описанный свидетелями, показания которых помогли составить пресловутый фоторобот.)
Так или иначе, показания Неси доказали, что Паччани в ночь на воскресенье находился в километре от поляны Скопети, и этого оказалось достаточно, чтобы решить его судьбу. Судьи уверились в виновности Паччани и вынесли ему четырнадцать пожизненных приговоров. По мнению судей, ошибка Неси объяснялась тем, что ночью в отражении задних фар белая машина выглядела красноватой. По делу 1968 года Паччани оправдали, поскольку прокурор не представил никаких улик, связывавших его с тем преступлением, помимо факта, что оно было совершено из того же оружия. Судьи не задавались вопросом, каким образом Паччани, не имевший отношения к тому убийству, обзавелся тем же пистолетом.
В 7:02 утра 1 ноября 1994 года председатель суда начал зачитывать вердикт. Все национальные телепрограммы Италии прервали свои передачи для трансляции этого события.
«Виновен в убийстве Паскале Джентилкоре и Стефании Петтини, — декламировал судья, — виновен в убийстве Джованни Фогги и Кармелы де Нуччо, в убийстве Паоло Маинарди и Антонеллы Мильориии, виновен в убийстве Фридриха Вильгельма Мейера и Уве Йенса Рюша, виновен в убийстве Жан-Мишеля Кравешвили и Надин Марио…» Когда громовый голос судьи прогрохотал последнее «виновен», Паччани положил руку на сердце, закрыл глаза и пробормотал: «Невиновным умираю».
Холодным февральским днем 1996 года Марио Специ проходил через маленькую пьяццу, направляясь к казармам карабинеров в деревне Сан-Кашано. Он задыхался, и не только из-за бесчисленных выкуренных им сигарет — на нем был тяжелое неуклюжее пальто безвкусной расцветки, изукрашенное молниями, поясками и пуговицами, нашитыми исключительно ради того, чтобы отвлечь внимание и скрыть аппаратуру. Маленькая пуговка под воротником скрывала в себе микрофон. Под нелепым пластиковым ярлычком на груди пряталась видеокамера. Между наружной стороной и подкладкой проложены были провода и батарейки магнитофона. Электронная аппаратура, спрятанная в подбивке, не выдавала себя ни малейшим жужжанием. Техники с телестанции привели ее в действие в церкви Коллегиата ди Сан-Кассиано, укрывшись за каменной колонной между исповедальней и баптистерием. В церкви не было никого, кроме хромой старухи, преклонившей колени на молитвенном возвышении перед лесом пластмассовых свечей, разгонявших мрак электрическим сиянием.