— Это там, — шепнул Специ, указывая на один из домиков.
Я взглянул вдоль грязной дороги на дом, хранивший последние тайны Монстра. Между деревьями плыл холодный туман, дождь стучал по нашим зонтам.
— Можно бы подойти поближе и рассмотреть, — предложил я.
Но Специ замотал головой:
— Ни в коем случае.
Мы вернулись к машине, отряхнули зонтики и забрались внутрь. Меня лично этот визит разочаровал. Рассказ Руокко звучал слишком гладко, а место показалось мне не подходящим для тайника.
На обратном пути к конторе Заккарии Специ рассказывал, что за план они разработали, чтобы уведомить полицию. Если просто вызвать полицейских, новость разлетится по всей Италии и мы с Марио останемся без сенсации. Следовало предусмотреть и реальную опасность на случай, если Антонио узнает, кто его выдал. Специ с Заккарией получат якобы анонимное письмо, которое, как добрые граждане, и передадут властям. Сенсация останется при них, а сами они — ни при чем.
— Мы это здорово раздуем! — восклицал Заккария, хлопая Специ по колену. — Им придется назначить меня министром юстиции!
Мы дружно расхохотались.
Через несколько дней после визита на виллу Биббиани Специ позвонил мне с мобильного.
— Мы это сделали, — сказал он. — Мы все сделали!
Он не стал вдаваться в подробности, но я понял: они передали в полицию анонимное письмо. Я стал расспрашивать, но Специ прервал меня словами «il telefonio е bruto», буквально означавшими «телефон — скотина». Мы сговорились встретиться в городе, и тогда он мне все расскажет.
Мы встретились в кафе «Чибрео». Странное дело случилось, по словам Специ, когда они пришли к главному инспектору. Тот наотрез отказался принять письмо и велел отнести его начальнику выездной бригады по расследованию убийств. Он, как видно, не хотел иметь ничего общего с этим делом и держался совершенно недружелюбно.
— Отчего бы главному инспектору отказываться от помощи в деле, которое может стать поворотной точкой его карьеры? — спросил меня Специ.
Заккария, хоть и сам был когда-то главным инспектором, не знал ответа.
Наутро 22 февраля я вышел на улицу, чтобы купить эспрессо и булочки к завтраку. Когда я переходил улицу, направляясь к маленькому кафе, у меня зазвонил мобильник. Кто-то по-итальянски сообщил мне, что он из полицейского управления и они хотят меня видеть — немедленно.
— Погодите, — рассмеялся я. — Что это такое?
На меня произвел впечатление безупречный официальный итальянский, и я ломал голову, кто бы это мог быть.
— Это не шутка, мистер Престон.
Я долго молчал, пока до меня доходило, что это не розыгрыш.
— Простите — в чем дело?
— Я не могу сказать. Вы должны встретиться с нами. Облигаторо!
— Я очень занят, — возразил я в панике. — У меня нет времени. Извините.
— Вы должны найти время, мистер Престон. Где вы сейчас находитесь?
— Во Флоренции.
— Где?!
Надо было отказаться от ответа или солгать? Я решил, что и то и другое неразумно.
— На виа Гибеллина.
— Никуда не уходите! Мы едем к вам.
Я огляделся по сторонам. Я плохо знал эту часть города с узкими переулками, куда редко заглядывали туристы. Не годится. Мне нужны были свидетели — американцы.
— Давайте встретимся на пьяцце делла Синьория, — предложил я в ответ, назвав самое людное место в городе.
— Где? Это большая площадь.
— На месте, где сожгли Савонаролу. Там есть мемориальная доска.
Молчание.
— Мы не знаем этого места. Встретимся лучше у входа в палаццо Веккьо.
Я позвонил Кристине.
— Боюсь, что сегодня утром не смогу принести тебе кофе.
Я добрался раньше времени и прохаживался по площади, лихорадочно соображая. Будучи американцем, писателем и журналистом, я всегда радовался и гордился сознанием своей неуязвимости. Что они могут мне сделать? Сейчас я не чувствовал себя таким уж неприкосновенным.
В назначенное время я увидел двоих, проталкивающихся сквозь толпу туристов. Одеты они были небрежно: в джинсы, синие туфли, с козырьками на стриженых головах. Они были in borghese — в штатском, но я и за сотню ярдов различил бы в них копов.
Я подошел:
— Я Дуглас Престон.
Двое детективов провели меня в палаццо Веккьо, где внутри великолепного двора времен Ренессанса в окружении фресок Вазари вручили мне легальный вызов на допрос к государственному обвинителю Перуджи Джулиано Миньини. Детективы вежливо объяснили, что неявка была бы серьезным преступлением: им бы выпала неприятная обязанность доставить меня силой.
— Подпишитесь здесь, что получили повестку и поняли, что в ней сказано и к какому времени вам явиться.
— Вы так и не сказали мне, о чем речь.
— Вы узнаете завтра в Перудже.
— Скажите, по крайней мере, это из-за Флорентийского Монстра? — спросил я.
— Браво, — сказал детектив. — Теперь подпишите.
Я позвонил Специ. Он был глубоко поражен и озабочен.
— Никак не думал, что они выступят против тебя, — сказал он. — Поезжай в Перуджу и отвечай на вопросы. Говори только о том, о чем будут спрашивать, и не более. И ради бога не лги.
На следующий день я с Кристиной и двумя детьми поехал в Перуджу, мимо Тразименского озера. Перуджа — красивый старинный городок, стоит на неправильной формы скалистом холме в верховьях Тибра и окружен уцелевшими оборонительными стенами. Перуджа долго была образовательным центром Италии, славилась множеством школ и университетов, некоторым из них насчитывается уже пятьсот лет. Кристина рассчитывала полюбоваться с детьми городом и пообедать, пока меня допрашивают. Я считал, что все это дело с допросом — блеф, грубая попытка меня запугать. Я не сделал ничего дурного, не нарушал законов. Я журналист и писатель. Италия — цивилизованная страна. Во всяком случае так я твердил себе всю дорогу.
Прокуратура, где работал государственный обвинитель, оказалось современным зданием из белого туфа прямо за городской стеной. Меня препроводили в приятную комнату на верхнем этаже. За окнами был прекрасный умбрийский пейзаж, туманный и зеленый, в ореоле дождевых капель. Я оделся щеголевато и под мышкой, как надежду и опору, держал свернутую копию «Интернешнл гералд трибюн».
В комнате находились пять человек. Я спросил, как их зовут, и записал имена. Здесь был один из вызвавших меня детективов, капитан Кастелли, одетый по столь важному случаю в черную спортивную куртку и черную же рубашку, застегнутую до ворота. Волосы он щедро умастил гелем. Был еще маленький, чрезвычайно подтянутый капитан полиции по имени Мора, явно стремившийся произвести хорошее впечатление на государственного обвинителя. Была еще светловолосая женщина, по моей просьбе записавшая в мой блокнот имя прописью. Его еще предстояло расшифровать. Стенографистка сидела за компьютером.