– Согласен! — быстро ответил Иван. — Мы больше не вернемся, клянусь! Только отпустите.
Марат вдруг как-то затих, потом побледнел, зашатался и, если б не Пиф, рухнул бы на песок.
– Хорошо, будь по-твоему, — сказал губернатор. — Я тоже согласен.
– Они вдвоем сядут на свою вонючую яхту и свалят отсюда живыми, — сказал Пиф.
– Я же сказал, согласен, — слегка раздражился Антонио.
– И если они не доплывут до дома, — как будто не замечая его раздражения, продолжил Светлов, — я немедленно покину Нандао. С женой и бабушкой.
– Я и за шторма должен отвечать? — ворчливо спросил губернатор. — И за цунами?
– И за шторма, и за цунами, и за вертолеты с пулеметами, и за береговую охрану, — подтвердил свои условия Пиф.
Разруливали все не более получаса.
Марат получил три шприца седативных и психотропных препаратов, после которых остался на ногах, но понимать что-либо почти перестал. Иван согласился с жестким требованием: по прибытии доложить все в подробностях Кураеву-старшему, после чего тот должен обратиться к Балтеру за рекомендацией к хорошему психиатру. Майор обещал не давать официальный ход столь малозначительному эпизоду — с учетом истории солдатика-самострела, это было и в его интересах. А Антонио хоть и остался весьма недоволен раскладом, но внутренне принял решение условия договора не нарушать — он уже давно понял, что мягкий и добрый Пиф иногда может быть очень немягким. Хотя почти всегда остается добрым.
Пиф по-прежнему обнимал Дуняшу. Она, зарывшись лицом в его рубашке (доктору помогли одеться), тихо плакала, потихоньку приходя в себя.
Нога Светлова понемногу перестала болеть — то ли из-за обезболивающего, то ли из-за всех треволнений.
Наконец Озеров, еще не вполне поверив в свое счастье, повел окончательно зомбированного Марата к их яхтенному тендеру, «припаркованному» у самого берега. Ему в спину смотрел автомат Антонио, но даже битый жизнью губернатор пограничного острова не ожидал от побежденных каких-либо нежелательных фокусов. В общем, финита ля комедиа.
Иван помог Марату усесться на деревянную банку, завел мотор и встал к рулю. Тендер не торопясь набрал свои шесть узлов и пошел в море, где совсем недалеко, метрах в двухстах от берега, покачивалась на якоре пустая, как «летучий голландец», черная быстроходная лодка.
Губернатор протянул Пифу бинокль. Тот приложил его к глазам, настроил. Иван помогал Марату залезть с кормы, через транец, на борт яхты. С третьей попытки — получилось. Озеров усадил Марата в шезлонг, еще и привязав его к какой-то железяке. Тот, похоже, спал. Иван, вытянув лебедкой на борт тендер, быстро скрылся в рубке.
Вот за кормой яхты появился бурунчик. Вот он стал буруном, а сама яхта стремительно начала уходить в море.
Пиф перевел окуляры на Кураева. Тот так и сидел, низко свесив голову и постепенно удаляясь из поля зрения.
Светлов, не отрывая от бинокля, нащупал губами Дуняшин лоб и поцеловал ее.
Потом снова стал смотреть на Марата: Кураев-младший стремительно уплывал к своим «Мерседесам», виллам и миллионам.
Не хотел бы Пиф оказаться сейчас на его месте…