Верити его последние слова почему-то страшно разозлили.
— Так вспыльчива и взволнованна? Я никогда не бываю вспыльчивой и взволнованной, всегда держу себя в рамках, всегда спокойна и рассудительна! Тебе следует иметь в виду, что у меня гораздо больше здравого смысла, чем у многих других, а по-твоему, я, оказывается, вспыльчивая, нервная — да просто ненормальная!
— Тише, тише, радость моя. — Джонас снисходительно рассмеялся и крепко прижал ее к себе. — Успокойся. — Он обнял ее, легонько поглаживая по спине. — Успокойся, солнышко. Все будет хорошо.
— Но ты не ответил на мой вопрос, как ты представляешь себя в роли отца. — Верити уткнулась лицом ему в грудь.
— Я никогда не думал об этом, — беспечно признался он. — Но вряд ли это так уж сложно. Я быстро обучусь. А за советом всегда смогу обратиться к Эмерсону: он ведь вырастил такую прелестную дочурку.
— О, Джонас, я серьезно! — Верити не знала, плакать ей или смеяться. Все ее эмоции разом выплеснулись наружу. Она прильнула к Джонасу и обняла его. — Так ты не сердишься?
— Неужели ты думала, я разозлюсь? — шепнул он, зарывшись губами в ее растрепанные кудряшки. — И потому ты мне не говорила?
— Я не знала, как ты к этому отнесешься — это же большая ответственность.
— А тебя всегда тревожила моя безответственность, да? — заметил он с легким раздражением. — Боже правый! Теперь-то мне понятно, почему ты так расстроилась, когда я собрался в Мексику. Наверное, решила, что так будет всегда и вскоре ты останешься одна с ребенком на руках, а я буду пропадать все чаще и чаще.
— Я не знала, что и подумать. Он легонько встряхнул ее за плечи:
— Я же говорил тебе, эта поездка — исключение, а не правило. Я не такой, как твой отец. У нас с ним много общих интересов, но мы разные. Ну же, Верити, неужели ты нисколечко мне не доверяешь?
— Ах, я ни в чем не была уверена! Я и не подозревала, что могу забеременеть. Мы же все время предохранялись, и я подумала…
— Как же! Когда возвращались из временных коридоров, об этом даже и не вспоминали, — резко заметил он. — А в эту зиму у нас с тобой было полно таких приключений.
Она вздохнула:
— Знаю. Я старалась убедить себя, что в этих случаях секс не такой, как обычно. Влечение бывало таким требовательным, страсть вспыхивала так внезапно. Я думала, что все это часть той таинственной силы, которая манит нас во временной туннель.
— И решила, что коль скоро секс имел место в другом, высшем измерении, то ты не можешь забеременеть? Так? — Он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Не смей потешаться надо мной!
— Что ты, милая, у меня и в мыслях не было. Просто мне показалось забавным, что ты считала такой секс чем-то особенным. А еще говоришь, что рассудительна до умопомрачения! И такую вот чепуху я слышу от женщины, которая заявляет, что у нее больше здравого смысла, чем у кого бы то ни было, а уж у мужчин и подавно?
— Джонас, я тебя предупреждала!
— Да, мэм, — произнес он, усмехаясь. — Я слышу. В последнее время ты прямо-таки засыпала меня предупреждениями и угрозами. Не сердись, но я вряд ли принимаю их всерьез.
— По-моему, ты не слишком огорчен. — Верити подняла голову, несколько озадаченная его радостным тоном. — Я думала, что здорово тебя ошарашу.
— Да, твое сообщение подкосило меня, но, к счастью, я быстро оправился.
У Верити словно гора свалилась с плеч. Впервые за все это время девушка почувствовала огромное облегчение. Она даже не подозревала, в каком напряжении жила до сегодняшнего дня.
— Значит, ты согласен стать отцом?
— Если бы я был против, — мягко возразил он, — я бы никогда не забывал о контрацепции. Я часто ошибаюсь, любовь моя, но здесь бы я ошибки не допустил.
Верити улыбнулась дрожащими губами, слизнула невесть откуда взявшиеся слезы.
— Жизнь теперь круто изменится, Джонас. Я боюсь. Я никогда раньше не думала о детях. По-моему, мне совершенно не подходит такая ответственная роль.
— Чтобы Верити Эймс сомневалась в себе?! Неужели? — удивился Джонас.
— Тебе-то хорошо, а мне все еще не по себе. Правда, все гак странно и неожиданно.
— Предоставьте это дело мне, босс. Я обо всем позабочусь. Вам останется только сидеть дома и потихоньку толстеть.
— Ничуть не смешно, Джонас.
— Я уже давно толкую, что не мешало бы тебе поправиться.
— Беременность — слишком радикальное средство, — пробормотала она.
Джонас негромко рассмеялся, подхватил ее на руки и понес к постели.
— Теперь наконец-то ты узнаешь кое-что о жизни.
— И что именно?
— А то, что есть вещи, которые не в силах предотвратить даже такая независимая, самоуверенная и властная женщина, как ты. Я прямо жду не дождусь, когда ты станешь кругленькой и хорошенькой.
Час спустя Джонас неподвижно лежал в постели, уставившись в потолок. Верити спала в его объятиях; ее роскошное, соблазнительное тело было расслабленным и покорным и излучало горячее тепло. Слабый дразнящий запах перемешался с его собственным, более терпким. Эти ароматы, витавшие в воздухе после их любовных утех, всегда затрагивали в Джонасе какие-то первобытные струны, лишь подтверждая то, что он недавно обладал ею.
Ему было очень приятно думать о том, что он может сделать для Верити. Он может воспламенить ее одним прикосновением, и она превратится в жаркое пламя. Она пьянила Джонаса — он дарил и от этого сам получал наслаждение. Он и думать не хотел о том, как будет жить без нее в этом жестоком, враждебном мире. Верити впервые в жизни внесла спокойствие в его мятежную душу.
И теперь она ждет ребенка от него.
Эта мысль наполнила его сердце радостью. Скоро их будет трое — целая семья. И ему придется выполнять отцовские обязанности.
Он впервые выступал в такой роли и почти ничего не знал об этом. Отец бросил их с матерью еще до рождения Джонаса. Но паренек подрос и понял, чего ему так не хватало в детстве. Он не знал отцовской любви, твердой мужской руки, ему не с кем было поговорить по душам. Ему не у кого было спросить совета, никто не готовил его к взрослой жизни.
Значит, Джонас знал, что значит быть отцом — он должен дать своему ребенку то, чего сам был лишен в детстве. Что ж, он справится — не так уж это сложно.
Но сперва надо позаботился о Верити.
Он был слеп и глух — как мог он не понимать, насколько их отношения казались ей зыбкими и непрочными? Он был так доволен своим положением, что даже не потрудился узнать, довольна ли она.
И то, что Верити так долго не решалась сказать ему о ребенке, только доказывает, каким непростительно нечутким он был. Эмерсон Эймс очень любил свою дочь. Он научил ее надеяться только на самое себя и позаботился о превосходном, хотя и несколько нестандартном, образовании девочки. Эмерсон многое дал своей дочери — не смог дать ей только домашнего уюта.