— Ой, извините, я не знала. Просто я кормлю ребенка грудью, поэтому мне надо, понимаете? — Она старалась говорить медленно, четко произнося слова, ей почему-то казалось, что женщины не совсем адекватны, что ли… — Здесь ведь есть магазин? В деревне, я имею в виду? Если бы кто-нибудь сходил, я напишу список и деньги… ужасно есть хочется.
Женщины слушали ее с ничего не выражающими лицами, наконец та, что ее встретила, отозвалась:
— Мы не ходим в деревню. Если вам хочется есть, разуйтесь, походите по крапиве босиком — и сразу полегчает. У нас там за домом много крапивы…
Настя сначала не поверила своим ушам, может, шутит? Но нет, у женщины было абсолютно равнодушное лицо, с таким же, почти неживым выражением, как и у мужчины, и у других женщин, как, наверное, у всех здешних экопоселян. «Куда я попала?!» — подумала Настя, но вслух, конечно же, ничего не сказала. Надо было срочно принимать какое-то решение. Она могла что угодно думать об этих людях, но лезть со своим уставом в чужой монастырь не имело никакого смысла. Глядя на женщин, Настя не представляла себе, о каких тренингах и практиках можно с ними говорить. Невооруженным глазом видно, они истощены и оттого так равнодушно-медлительны. У детей раздуты животы: рахит, гельминты? то и другое? Настя поежилась и с преувеличенной бодростью обратилась к поселянкам:
— А речка или пруд есть?
Да, речка была, и совсем неподалеку. Настя обрадовалась и, пообещав хозяйкам, что скоро вернется, откопала в рюкзаке полотенце и мыло (последнее, кажется, тоже вызвало неодобрение), схватила Лизу и отправилась мыться.
Речка оказалась удивительно чистой, поэтичной, украшенной лилиями, с медленным течением, теплой прозрачной водой и песчаным чистым дном. Всласть выкупавшись и вымыв ребенка, Настя потихоньку сбегала в деревню, купила парного молока и, не думая о последствиях, наелась, закусывая свежим батоном. Покормила Лизу, сидя на чьей-то скамейке. Подобрела, осоловела от еды и вернулась в экопоселение.
Войдя в дом, где оставался ее рюкзак, Настя радостно улыбнулась сидевшим там, кажется, в прежних позах женщинам и завалилась спать на лавку, бросив предварительно спальник. И она, и дочь уснули мгновенно.
Лева появился только на следующий день. Он выглядел чуть лучше других поселян, хотя выражение лица его тоже приобрело некую отстраненность. Он нежно улыбался, глядя на Настю и Лизу, но так же нежно он улыбался всему, что видел.
Настя даже не пыталась его упрекать. Что с человека взять, он же не в себе…
Лева, улыбаясь, попросил давешнюю женщину позвать всех на собрание. Настя с жалостью и недоумением смотрела на изможденных людей, молчаливо стоявших на пятачке перед домом. Что ими двигало? Ради чего все это? В чем их вера?
Лева, весьма замысловато выражаясь, долго объяснял что-то своим подопечным или адептам, кто их знает. Они смотрели на него равнодушными глазами. Потом он кивнул и попросил Настю, чтоб та объяснила, чего она хочет. А Настя уже ничего не хотела. Начала было рассказывать о своей методике психотренингов, об идее соединить тренинг с духовной практикой. Но сбилась под равнодушными усталыми взглядами. Как можно грузить голодных, истощенных людей всякой околонаучной ерундой?! Ей, только что тайком сбегавшей в деревню и налопавшейся колбасы! Она же не комендант концлагеря, в конце концов!
А Лева все так же блаженно улыбался, а люди на пятачке все так же стояли и молча смотрели, нет, некоторые устало опускались на землю и сидели, скрестив ноги.
На следующий день она собралась уезжать.
Восторженно поблагодарила всех, заверила, что получила незабываемый опыт, который непременно пригодится ей в дальнейшей работе над диссертацией и бла-бла-бла…
Лева даже соизволил довезти ее в город, к поезду.
Она садилась в вагон, смотрела на него и не видела прежнего Левы. Ничего не осталось в этом человеке родного, все было чужим, чуждым, посторонним, незнакомым.
Наверное, и он так же смотрел на нее. «И так даже лучше, — думала Настя, — иначе пришлось бы что-то объяснять…»
Она уехала с таким чувством, словно сбросила с души тяжкий груз. Насте было легко и спокойно.
Больше они не виделись.
Эгоист разрушает жизнь не только близким людям, но и самому себе.
* * *
Если вы спросите меня, как же сложилась дальнейшая жизнь Насти, я отвечу: она по-прежнему живет в доме с разноцветными стенами среди участка с наполовину вскопанными грядками. Ей очень нравится ее дом, да и куда побежишь с тремя детьми?
Дети растут, с детства чувствуя себя взрослыми, потому что Настя не делает скидок на возраст. Иначе не может, ведь и без того приходится поступаться чем-то своим. А Настя эгоистка, она всегда умело пользовалась своим эгоизмом, когда хотела чего-то добиться, но, не имея определенной конкретной цели, не доводила ни одного дела до конца.
Возможно, это не важно и не нужно, ведь свое главное предназначение она выполнила — «расплодилась и размножилась». Стоит ли требовать от нее большего?
Как-то уживается с мужем.
Егор вернулся из Красноярска с молодой женой. Теперь он заведует сетью фирменных магазинов оргтехники. Он снова стал отцом.
У Виктора и Маши тоже трое детей. У Федора и Ольги не меньше. Катя Медкова не отстала от подруги, родила троих, правда, в первом и единственном браке. Саня Локтев женился второй раз и растит сына.
Жизнь идет…
У меня под окнами каждую субботу неизменно празднуются свадьбы. Ну и на здоровье.
Вот что писала в 1894 году Рут Смитерс, «возлюбленная супруга» преподобного Л.Д. Смитерса, пастора Аркадской методистской церкви, «касательно поведения в интимных супружеских отношениях для возрастания духовной чистоты благословенного таинства брака». (Первоисточник: «The Madison Institute Newsletter», Fall Issue 1894: Spiritual Guidance Press, New York City.)
Интересно, что скажет будущая невеста или новоиспеченная молодая жена, прочитав следующее назидание. Я привожу здесь его целиком, комментарии, как говорится, излишни:
«Для чувствительной девушки, имевшей счастье получить правильное воспитание, по иронии судьбы день свадьбы — самый счастливый и самый ужасный день жизни. Положительной стороной является сама свадьба, в которой невеста становится центром внимания в прекрасной и вдохновляющей церемонии, символизирующей ее триумф, когда мужчина гарантирует обеспечение всех ее нужд до конца ее жизни. (Надо бы выделить этот абзац и цитировать его всем мужчинам перед тем, как они соберутся идти в ЗАГС.)
Отрицательная же сторона — это брачная ночь, во время которой невеста должна, так сказать, заплатить за музыку тем, что вынуждена впервые испытать весь ужас половой жизни.
В этой связи, дорогая читательница, позвольте мне поведать вам одну ошеломляющую истину. Некоторые девушки встречают испытание первой брачной ночи с любопытством и удовольствием. Опасайтесь подобного отношения! Эгоистичный и похотливый муж может легко извлечь выгоду из такой жены. Никогда не следует забывать главного правила супружеской жизни: ДАВАТЬ МАЛО, ДАВАТЬ РЕДКО И, ГЛАВНОЕ, ДАВАТЬ НЕОХОТНО. (Так вот откуда этот постулат!)