Иначе она совсем закиснет…
* * *
Как известно, жизнь женщины полна предательств и разочарований, до тех пор пока однажды она не встретит своего парикмахера. Басе повезло — она встретила. Со стилистом Мариной у них полное взаимопонимание.
Вот и сегодня, увидев Басю, Марина сразу спросила:
— Что-то случилось?
— Разве у меня на лбу написано?
Марина смутилась и перевела разговор:
— Что будем делать?
— Перемен требуют наши сердца! — выдохнула Бася.
Марина понимающе улыбнулась, ага, мол, понятно, мужик бросил, не иначе.
Бася мрачно усмехнулась: «Оно самое!»
— Ну, значит, будем менять голову! — Марина решительно чикнула ножницами.
— Причем радикально! — подхватила Бася. — А давай, — она на минуту задумалась и вдруг решила: — Огненно-рыжий! Как «Пятый элемент»! Менять так менять! И голову, и жизнь!
— Ты точно решила? Так радикально…
— Приступай без лишних рассуждений! — отрезала Бася.
— Ну ладно, — вздохнула Марина. — Как скажешь, не плачь потом…
Через два часа Бася получила «новую голову», взглянула в зеркало и остолбенела — довольно необычные ощущения: на нее смотрела апельсиново-яркая девица с короткой стрижкой. В комплекте с голубыми глазами вроде выглядело неплохо.
Минусы — Басин гламур явно ушел в минус. Вот просто весь вышел. Плюс — она потеряла где-то лет десять. Молодило — это факт.
Бася быстро оценила минусы и плюсы, но так и не поняла, в чью пользу счет. Похоже, с жаждой перемен она погорячилась…
— Ну? — нервно спросила Марина. — Не убьешь?
— Живи пока! — рассмеялась Бася. — Как ты думаешь, какая жизнь может быть у женщины с такой головой?
— Яркая, — робко предположила Марина.
И Бася устремилась навстречу новой яркой жизни…
* * *
Сев в машину, она задумалась: куда податься одинокой женщине? Домой возвращаться не хотелось. Может, шопинг в качестве верного средства для снятия стресса? Собиралась же она на днях купить вечернее платье к Новому году! Конечно, платье представляло ценность именно потому, что в праздничный вечер его должен был увидеть Эд, а теперь, когда намечается Новый год в одиночестве и слезы под елкой, необходимость в нем вроде отпала. Хотя почему, собственно? Плакать в одиночестве — так хоть красивой! Вот пойдет сейчас — и купит платье! Будет несчастная, но красивая!
В дорогом бутике Бася перемерила несколько нарядов и наконец остановилась на очень изысканном платье от известного дизайнера. «К нему отлично подойдет нитка любимого жемчуга», — с удовлетворением отметила она.
В таком платье будет, пожалуй, приятнее заходиться в рыданиях новогодним вечером! Платье правильное — выгодно подает ее и облегает, будто обнимает, не выпячивая, а подчеркивая то, что хочется подчеркнуть!
Вот не сдаст она рукопись в январе, и закончатся брендовые шмотки от Армани! Придется ходить в изделиях фабрики «Славяночка», бывшая «Большевичка».
— Ваш мужчина будет поражен! — зачем-то сказала идиотка-продавщица, упаковывая наряд.
«Какая грубая дешевая лесть — сморщилась Бася, — уволить бы тебя, милочка, за такой сервис. Ладно, прощаю…»
Она притормозила неподалеку от дома и зашла в ресторан пообедать. Есть, впрочем, не хотелось, даже любимые фруктовые пирожные не радовали.
Она сидела у окна, разглядывая проспект, украшенный к празднику.
Шел снег. Почему-то вспомнилось, как в этом самом ресторане они когда-то ужинали с Эдом, и в чашку с кофе упала слеза…
* * *
В парадном Бася вытащила из почтового ящика конверт. Адрес отправителя не значился.
Бася задумалась — открывать или нет? Кто его знает, вдруг какая-нибудь вражина применила бактериологическое оружие? Бася, значит, хвать лапкой листок, а его заботливо обработали спорами чумы или еще какой-нибудь пакости. Рассылали же в Америке подобные «письма счастья»!
После минутного раздумья она махнула рукой на безопасность — один черт, жизнь не радует — и разорвала конверт.
В письме оказался вырванный из какого-то журнала листок с Басиной фотографией. Соль была в том, что на снимке кто-то выколол ей глаза. Аккуратненько так продырявил, иголкой, наверное.
Больше в конверте ничего не оказалось.
Послание изрядно опечалило Басю. Неприятно. Очень даже неприятно. Мысли нехорошие сразу возникли: мол, а что будет завтра? Вымажут ей дверь дерьмом?!
Еще с порога она услышала, как заливается телефон. Прямо в сапогах побежала к аппарату и, запыхавшись, схватила трубку.
— Ха-ха, — гнусно рассмеялся хорошо знакомый металлический голос. — Ну как ты там?
— Слушай, оставь меня в покое!
— Ага! Нервничаешь! — обрадовался голос.
— Это ты мне всякую гадость посылаешь?
— Погоди, то ли еще будет! Ты это… По улицам ходи осторожно!
— А то что?
— Не ровен час — плеснут серной кислотой в рожу!
Смешок, и короткие гудки…
Что делать? Поменять телефон? Заявить в милицию, пусть вычислят этого доморощенного маньяка? Сейчас у нее и сил нет куда-то звонить, заявлять, заниматься этим…
Странно все-таки — вот живешь, ничего плохого никому не делаешь, не так чтобы строго следуешь христианским заповедям, но точно не подличаешь, не воруешь, а при этом тебя все равно кто-то ненавидит!
«Хотя так ли ты безгрешна? — остановила саму себя Бася. — Прелюбодействовала, матушка, имеешь грех… Но неужели за невинные женские слабости так уж сразу нужно наказывать серной кислотой в морду? Сурово и несправедливо!»
А тварь своего, между прочим, добилась — настроение, которое Бася так отчаянно пыталась поднять, стремительно ухудшалось, как говорят в физике, стремилось к нулю.
Прошлое разбито неверным любовником, в настоящем — протекающая крыша, а будущее пугает своей неопределенностью и мрачными перспективами!
Кстати, о будущем и мрачных перспективах. А не пойти ли к оракулу? Попытать о будущем, разогнать туман, прояснить разные непонятности?
Тем более что далеко ходить не придется. Персональная гадалка имеется, можно сказать, прямо под боком — в соседней квартире.
В старом доме на Мойке, где проживала Барбара, на лестничной клетке располагалось две квартиры — Басина и профессора психиатрии Павла Петровича Дубровского. С ним проживали внук Павел и дальняя родственница Наина, дама весьма средних лет и весомых достоинств, как в смысле габаритов, так и широты души. Не имея собственной семьи, Наина опекала профессора, а заодно Павлика и вела домашнее хозяйство Дубровских, поскольку после смерти супруги профессор остался один.