Она кивнула в сторону Ирины и Кабанова.
Дымов пожал плечами:
— Помилуй, Марго, зачем же ты меня об этом спрашиваешь?
— Ну ты это, музыкант, интеллигент… Наверное, много о жизни знаешь! Вот скажи, что мне делать! Надрать Ирке уши?
— Нет, не надо!
— Почему?
— Это неинтеллигентно! — улыбнулся Дымов. — Будь выше, Рита! К тому же, как я понял, вы квиты, у вас боевая ничья! Может быть, вам стоит простить друг друга и начать игру снова?
Рита погрузилась в раздумья.
Наконец она подошла к Кабанову и с вызовом сказала:
— Ну, давай, Петя, выбирай! Сейчас же выбирай: я или она!
Рита указала на подругу.
— Дура набитая! — простонала Ирина.
Кабанов с готовностью отозвался:
— Конечно ты, Рита!
Рита гордо повела плечами, наслаждаясь унижением соперницы.
— Отвечай, что для тебя значит Ирка?
— Да ничего не значит! — обрадовался Кабанов.
— Тогда ладно. Слушай меня, — гаркнула Рита. — Кругом марш и дуй за мной! Дома будем разбираться! Даю тебе пять минут!
Она развернулась и бодрым кавалерийским шагом победителя направилась к выходу.
Проходя мимо бывшей подруги, Рита крикнула:
— Знать тебя больше не желаю! И не попадайся мне на пути!
После чего вышла, громко хлопнув дверью.
Кабанов, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на Тамиру. Казалось, он хотел что-то сказать.
— Что стоишь, Петя? — насмешливо спросила Тамира. — Беги за ней. У тебя есть шанс!
Кабанов замялся, а потом бросился вслед за женой.
Лера уже собиралась уходить, когда Ева вспомнила про новогодний подарок. Встрепенулась, принесла красиво оформленный сверток.
Лера развернула бумагу. Увидев книги о театре, мемуары известных театральных актеров, взглянула на них равнодушно, как бы поверх.
— Спасибо, ма! Буду изучать!
Не будет, поняла Ева, и искренне огорчилась. Она тщательно подбирала книги, считая, что дочери, как будущей актрисе, это необходимо.
Лера, в свою очередь, тоже преподнесла матери подарок — парфюм модной марки.
— Искала аромат, напоминающий «Красную Москву», но такой архаики, понятное дело, теперь не встретишь. Озадачила продавщиц — мне надо для матушки аромат ее счастья и молодости! Вот, подобрали что-то похожее…
Ева старательно изобразила радость и раскрыла флакончик. На советскую легенду, конечно, не похоже, но довольно мило.
— Ма, я позвоню… С наступающим!
Обнялись, расцеловались.
— Пожалуйста, будь осторожна за рулем! — крикнула Ева уже с порога.
Она вернулась в комнату и растерялась: как провести новогоднюю ночь? Второй Новый год в одиночестве, это становится доброй традицией. Ну, а чего ты хотела? Чтобы Лера сидела в новогоднюю ночь рядом со старушкой-матерью, утешала ее и зевала в телевизор? Нет уж, не надо нам таких жертв. Пусть девочка развлекается. А она уж тут как-нибудь сама, за дремой и воспоминаниями скоротает вечер.
Еще совсем недавно в тебе нуждались (детские распахнутые глаза, искренний, отчаянный плач, когда ты уходила: «Ева, не оставляй меня!», а у тебя дела — выставки, семинары и куча подработок) — и вдруг наступает время, когда ты становишься не нужна. Твоя девочка стала взрослой.
Ничего не поделаешь, дети вырастают и уходят. К этому надо как-то привыкнуть. Удел родителей ждать и быть благодарным за любую малость — телефонный звонок или поздравительную открытку.
…А может, принять снотворное и лечь спать? Но ведь Лера будет звонить. Она обязательно позвонит ближе к полуночи, поздравит и расскажет о том, как встретилась с отцом. А Еве очень важно знать, как прошла их встреча.
Она улыбнулась, представив удивление Вадима. Должно быть, увидев Леру, он охнет, схватившись за сердце: «Неужели эта красивая взрослая девушка — моя дочь?»
Ева не без самодовольства думала, что красота дочери произведет на Дымова впечатление. Она гордилась дочерью. Когда они вместе шли по улицам, ей хотелось кричать: «Видите? Это моя дочь! Смотрите, какая она красавица!» Ева всегда гордилась дочерью, искренне считая, что ее Лера — человек интересный, глубокий, порядочный и честный.
Есть, конечно, недостатки, например, матерится, ведет себя нарочито вызывающе — так это все возрастное. Да и не в этом суть. Можно быть отъявленным подлецом с благообразной улыбкой на лице, велеречивым и приторно доброжелательным — знаем, видели таких! А Лера честная — рубит сплеча, говорит прямо и резко, что думает. Самое главное, за что Ева ей все готова простить, — в ней есть доброта и способность к состраданию, то, что французы называют sensabilite.
Вроде может быть резкой и даже грубой, а когда бабушка болела, Лера за ней трогательно ухаживала. Или вот с кошкой была история…
Несколько лет назад заболела их кошка Маня. Старенькая уже была, для кошки пятнадцать лет — целый век. Врачи поставили диагноз — онкология, сказали, сколько протянет, неизвестно.
А тут к Еве сослуживица заглянула. Увидела кошку, сморщилась: мол, усыпили бы, кошка-то онкологическая, а это, говорят, заразно! Да, по последним исследованиям выходит, что рак — болезнь заразная, там же гниет все, метастазы. Вам это надо?
После ее ухода Ева растерянно взглянула на дочь:
— Ну что ты скажешь?
Лера неожиданно зло процедила:
— Вот сука какая! Усыпить! Еще чего! В башке у нее метастазы, про душу я вообще молчу. Пусть усыпит свою маму из-за ОРЗ!
Кошка Маня прожила с ними еще год. Когда умерла, тихо, просто уснула, Лера очень плакала.
Она хорошая и нежная девочка, просто кажется колючим ежиком, выставляет свои иголки, защищается. А такая дерганая и нервная — потому что тяжело, когда тебе восемнадцать лет и ты еще ничего про себя не знаешь. Давно известно, быть молодым непросто. Ева вон себя вспоминает: кидало из стороны в сторону, не приведи господи, а сколько потребовалось шишек набить, чтобы хоть что-то про саму себя понять… А Лере это еще только предстоит.
А потом с личной жизнью у девочки не клеится. Переход из девчачьего мира в женский тоже мучителен, и отношения с мужчиной выстроить непросто, тем более Илья — парень совсем не простой. Ева долго не могла понять, что их связывает — то ли дружба, то ли что-то личное. Спрашивала у дочери, та отмалчивалась или отшучивалась, ни в чем не признаваясь. В итоге Ева сама пришла к выводу, что, видимо, все-таки личное. А что? — красивый мальчишка. Ева бы такого встретила в молодости — ни за что бы не устояла. Эгоизма, конечно, с избытком на пятерых хватит, но, может, это возрастное, и мальчик, благополучно переболев, оформиться во что-то приличное? Они ведь сейчас все такие…