– Белла, мы ушли! Пока-пока! – приветливо крикнул из коридора Борис Аркадьевич.
Хлопнула входная дверь. Некоторое время девушка стояла, нахмурившись, со шваброй в руках.
Она, конечно, знала, что Африкан – знакомый Литвиновых, и причем он в контрах с ними (иначе бы не ругал их почем зря и не скрывался бы). Но вот кто именно он им? «Твой Африкан», – сказал Борис Аркадьевич жене. Твой – это кто: брат, сват, бывший коллега?
Сначала Белла думала, что Африкан заслал ее сюда, чтобы помочь бывшим друзьям: «Вот, хоть мы и в ссоре, но вот я вам какую домработницу нашел!» Дикий, злой дядечка, но с остатками сердечности. Такие обидят кого-нибудь, обругают, а сами потом не знают, как помириться. Освободил же он Беллу из заточения! Но чем дальше Белла жила бок о бок с этим человеком, тем больше убеждалась, что доброхотом он не был.
Значит, точно – задумал какую-то комбинацию. Решил использовать в своих целях, что Белла тоже изначально предполагала… И тут главное – вовремя выйти из игры! Белле то есть. Чтобы не навредить этим милейшим людям – Литвиновым.
«Или с ними сначала поговорить? Нет, они меня тогда без раздумий выгонят, – размышляла девушка, прибираясь. – Надо как-то очень хитро выведать у Африкана, что на самом деле он задумал. Может, проговориться случайно? Нет, хитрить я не умею. Спрошу его прямо в лоб!»
* * *
В половине пятого Белла уже была на пороге квартиры Африкана. Нажала на звонок. Африкан распахнул дверь.
Белла привычно принюхалась: «Кажется, сегодня не пил. Хотя еще не вечер!» Африкан любил расслабиться подобным образом – один или в компании своего знакомого, Валеева…
– Ну, как дела? – лениво спросил Африкан, отправляясь вслед за Беллой на кухню.
– Хорошо, – ответила Белла. Заварила свой чай, сделала бутерброд из своей колбасы.
Африкан сел напротив, за стол.
– Что, и поговорить тебе влом с благодетелем своим? – вздохнул он. – Я тебя из тюрьмы освободил, работу нашел, живешь ты у меня тут… Как сыр в масле катаешься!
– Кстати, о жилье. Не хочу вас стеснять. Мне сегодня Лариса Анатольевна денег дала. Буду искать комнату в Подмосковье.
– Да чего ты… Живи пока! – благодушно махнул рукой Африкан.
– А зачем я вам? Почему вы заставляете меня работать у Литвиновых? – разозлилась Белла. – Вот сейчас, сию секунду не скажете – уйду! Что вы задумали?
Африкан помолчал, глядя в сторону. Потом повернулся и посмотрел Белле прямо в глаза, не моргая:
– Лара – моя жена. Бывшая. И я хочу быть в курсе всех ее дел.
– Вот это да… – растерянно прошептала Белла. – Так я и думала! Вот почему вы меня все время о них расспрашиваете… Жена!
– Все равно бы ты об этом узнала скоро. И ты не переезжай никуда… Ты мне не мешаешь. Я уже привык. И, в конце концов, так проще – пришла, сообщила мне новости… Я хочу знать о Ларе все, понимаешь?..
– Да что ж вы мне сразу об этом не сказали! Что Лариса – ваша жена… – всплеснула руками Белла. – И ведь ругали вы их как, особенно Бориса Аркадьевича… А все потому, что любите ее, Ларису Анатольевну!
– Ладно. Люблю ее. Признаюсь, – недовольно произнес Африкан. – А теперь, вот с этого самого момента, ты мне будешь все о них подробно рассказывать.
– Так я и так вам все рассказывала… Каждый день мы с вами по часу болтали, – напомнила Белла.
– Теперь ты мне все в подробностях передавай, – потребовал Африкан. – Выражения лиц. Взгляды. Настроение. Мне интересны все мелочи! Опиши каждую мизансцену.
«Бедный!» – с искренней жалостью подумала Белла. С самого начала этих странных отношений она то ненавидела Африкана, то сочувствовала ему (тяжело же человеку с таким характером на свете жить!). Но сегодня, сейчас маятник окончательно сместился в одну сторону. В сторону жалости.
В один миг Белла простила Африкану все.
«А ведь какой он хитрюга! – вдруг подумала она. – Если бы он мне сразу рассказал про любовь, про то, что Лариса его жена, я бы, может, и не согласилась работать у Литвиновых. А так… Ну куда мне теперь деваться?!»
– Лариса очень добрая и умная. И Борис тоже очень добрый и умный, – прошептала Белла. – И… и все у них по-хорошему! Они ведь совсем не ругаются между собой, знаете?
– Совсем? – скривился Африкан.
– Ой, я не могу… сейчас запла€чу… Дайте еще чаю себе налью! – Белла потянулась за чайником.
– Перестань ты реветь! – зло сказал он. – И жалеть меня тоже не надо!
«Как я ему скажу, что Лара считает его пропащим? Он же тогда совсем сопьется…»
– Ну, успокоилась? Слава богу. О чем они утром говорили? – нетерпеливо спросил Африкан.
– О паровых котлетах.
– О чем?!
– У Бориса Аркадьевича гастрит и еще что-то там с желудочно-кишечным трактом. И он не может питаться в общественных местах. Я ему котлеты в пароварке готовлю… Хотите, и вам тоже котлет сделаю? – страстно произнесла Белла.
– Иди ты!…
– Ладно, ладно, не буду… – примирительно согласилась она. – Вы только консервы любите, я знаю.
– Значит, Борис болен, только о своем здоровье думает… – сделал вывод Африкан.
– По внешнему виду не скажешь, что он болен, – заметила Белла. – Это Лариса о нем больше беспокоится… Она очень хорошая жена.
– Мещанка она, а не жена… Котлеты какие-то… Тьфу!
– Не ругайтесь. Она не только о еде с Борисом разговаривает. Еще больше их интересует искусство. Они недавно в Пушкинский музей ходили, на выставку Пикассо, – вспомнила Белла. – Потом утром, за завтраком, о Пикассо много говорили… Так интересно! Я их заслушалась и сама пошла в Пушкинский. Час в очереди за билетами простояла… И что? Все не так, совершенно не так!
– А как? – Африкан с недоумением уставился на Беллу.
– Мне не понравился Пикассо. И знаете почему? Я вам сейчас такое скажу… Кощунственное! – понизила голос девушка. – По-моему, Пикассо ненавидел женщин! Он рисовал их такими чудовищами… И все остальное, что он делал, тоже такое страшное… Холодное, знаете? – еще тише произнесла она. – Как будто он головой, рассудком все это придумал!
– А как надо? – презрительно скривился Африкан. Видимо, рассуждения Беллы об искусстве казались ему глупыми.
– Сердцем, – Белла прижала руку к левой стороне груди. – Я, когда из глины леплю, всегда так волнуюсь… Я не знаю, как это объяснить, но искусство – это как любовь… Когда любишь или творишь – одинаковые ощущения!
– О-о… – Африкан схватился за голову. – Опять ты о том взялась рассуждать, о чем даже представления не имеешь… Сравнила – себя и Пикассо! Об искусстве взялась спорить! Белла, мне до лампочки, что ты там думаешь о творчестве… Меня только Лара интересует, понимаешь? О ней рассказывай, а не о том, как ты в Пушкинский музей ходила и какие чувства при этом испытала!