— Ну, это не слишком конкретно, — сухо возразил Калеб. — Наверно, неплохо было бы уточнить, что вы имеете в виду. Может, вы недовольны тем, как я вложил деньги семьи?
— Да нет же, черт возьми. — Роланд бросил на него сердитый взгляд. — Финансовое положение семьи сейчас выглядит лучше, чем раньше, и ты это знаешь. Сегодня у Вентрессов больше денег, чем когда бы то ни было.
— Меня удивляет, что вы это признаете.
— А почему это должно тебя удивлять? Ты сделал то, что от тебя и ожидалось. И не одной только нашей семье пошло на пользу то, что ты взялся вести наши финансовые дела. Вся наша долина стала более процветающей благодаря тем новым предприятиям, которым ты помог встать на ноги.
— Тогда чем же конкретно вы недовольны?
— Неужели до тебя не доходит? — Роланд махнул рукой в сторону дома и конюшен. — Какой смысл во всем этом, если я не могу быть уверен, что новое поколение продолжит род Вентрессов? Я потерял сына из-за этой шлюхи, она украла его у семьи и соблазном заставила забыть об ответственности. Единственное, что у меня осталось, это ты.
Калеб посмотрел на часы.
— Долорес будет ждать нас к завтраку.
— Этот проклятый завтрак никуда не денется, — проворчал Роланд. — Меня уже давно беспокоит одна вещь, и я подумал, что, может быть, пора выложить карты на стол. Мне надо задать тебе один вопрос, и я хочу, чтобы ты ответил на него честно. Я учил тебя быть правдивым, и, насколько я знаю, ты никогда мне не лгал. Не начинай и теперь.
— Что за вопрос?
— Мы оба с тобой знаем, что только ты один способен исправить вред, который эта шлюха нам причинила тогда, много лет назад, — сказал Роланд. — Только ты один можешь передать мою кровь дальше в будущее. И я спрашиваю тебя: ты сделаешь это?
— Не называйте ее шлюхой.
Роланд посмотрел на него непонимающим взглядом.
— О чем ты толкуешь, черт побери?
Калеб сжал перекладину забора с такой неистовой силой, что сам удивился, почему дерево не треснуло, но ему удалось заставить свой голос звучать очень ровно. Он почему-то вспомнил выражение восторга на лице у Сиренити, когда она рассматривала шкатулку минувшим вечером.
— Я сказал, не называйте ее шлюхой, — спокойно повторил Калеб. — Как бы там ни было, Кристал Брук была моей матерью.
Роланд был ошарашен.
— В чем дело? Ты что, ума лишился? Ведь ты знаешь, кто она была такая. Я достаточно часто говорил тебе это.
— Да, говорили. И, возможно, вы правы. Но я ее сын и не хочу, чтобы кто бы то ни было называл ее шлюхой, или сукой, или потаскухой.
— Да ты просто спятил, мой мальчик! Какая муха тебя укусила?
— Кто знает? Может, это дурная кровь начинает в конце концов проявляться во мне. Извините меня, сэр. Я собираюсь пойти позавтракать. Сегодня мне предстоит долгий обратный путь — я должен вернуться на объект, который консультирую.
Он повернулся и зашагал к дому.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, Калеб Вентресс, — закричал Роланд. — Это я взял тебя к себе и вырастил. Я дал тебе семью. Дал тебе крышу над головой. Научил тебя всему, что должен знать мужчина. Клянусь Богом, ты будешь относиться ко мне с уважением.
Калеб остановился. Медленно повернулся и посмотрел на человека, в жертву которому принес почти все свои юношеские годы.
— Да, сэр.
— Что это значит?
— Это значит, что я отношусь к вам с уважением, сэр. И всегда буду так относиться.
Глаза Роланда сверкали бессильной яростью. Он потребовал от Калеба подтверждения в том, что тот должен уважать его, и получил такое подтверждение. Но оба понимали, что этого недостаточно.
Когда-то между ними было нечто большее, подумал Калеб. Порой у него бывало тревожное ощущение, что это нечто все еще существует. Но Роланд никогда и ничем не давал понять, что хочет, чтобы Калеб любил его, так что если в их отношениях и была какая-то теплота, то она просто улетучилась.
— Тогда ответь на мой вопрос, — потребовал Роланд. — Намерен ты или нет произвести на свет моих внуков, чтобы гарантировать будущее нашей семьи?
— Разве я не давал вам всегда все, что вы хотели? — тихо спросил Калеб. — Разве не делал всегда все, что вы просили?
— Тогда почему ты этого не делаешь? — взорвался Роланд.
— Сначала еще надо найти женщину, способную простить мне подпорченную родословную.
Сиренити остановилась перед огромной застекленной витриной, стоявшей в маленькой столовой, куда подали завтрак, и стала с интересом рассматривать ее содержимое. На каждой полке рядами стояли сверкающие призы, красовались голубые ленты, знаки отличия и гравированные дощечки. Несколько наград были за искусство верховой езды. Награды за бойскаутскую деятельность. Кое-что за меткость стрельбы. Множество наград за академические достижения периода учебы в колледже.
— Боже мой, Долорес, неужели Калеб на самом деле выиграл все эти призы?
— Конечно, а как же?
— Поразительно. — Сиренити рассматривала блестящий приз, стоявший в конце одного ряда. Он был получен за победу в чемпионате по бейсболу. Калеб был, видимо, питчером.
Долорес ставила стеклянные вазочки с грейпфрутами перед каждым прибором на накрытом к завтраку столе.
— Этот мальчик обычно приносил домой столько всяких отличий, наград и призов, что трудно поверить. Если он ставил себе целью что-то, то у других ребят не было почти никаких шансов.
— Я и не подозревала, что в Калебе так силен дух соревнования.
— По-моему, вовсе нет. Он предпочитает делать что-то свое, отдельное, как говорится. Моя мать, которая проработала тридцать лет в этом доме, говорила, что ни разу не видела, чтобы он радовался победе.
— У него определенно было их немало, этих побед.
— Это уж факт.
— Интересно, почему он не держит некоторые из этих призов у себя в офисе в Сиэтле?
— А зачем бы он стал это делать? — Долорес поставила на стол последнюю вазочку с грейпфрутом. — Все знают, что Калеб добивался этих наград не для себя. Он добивался их для деда. Поэтому, наверно, и решил, что им надлежит храниться здесь, в доме его деда.
— Похоже, я начинаю понимать весь расклад. Бедный Калеб.
Долорес метнула на нее острый, многозначительный взгляд.
— Ваша правда. Моя мать клялась, что временами ей просто хотелось плакать, когда Калеб приходил домой с каким-нибудь призом. Она говорила, он никогда им не хвастался, как это делают мальчишки. Никогда не говорил о нем. Никогда не казался взволнованным. Он просто отдавал приз деду и отправлялся дальше, к следующей цели, которую ставил перед ним мистер Вентресс.
— А что говорил дед, когда Калеб приносил ему свои награды? — тихо спросила Сиренити.