Он прошел в дверь и резко остановился, когда увидел, что там его ожидало.
Он стоял в черно-белой сказочной стране, полной гигантских изображений лица Кристал Брук.
Увеличенные фотографии его матери были везде. Ее озорные, смеющиеся глаза смотрели на него с потолка и со всех четырех стен студии. Ее соблазнительные губы, приоткрытые в обворожительной, неподвластной времени улыбке, заполняли собой обширные пространства. Ее волосы цвета платины волнами перекатывались по полу у него под ногами. Фотокамера запечатлела целую гамму ярко освещенных выражений — соблазнительных, невозмутимо-спокойных, шутливых. Все это были замечательные портреты, но не конкретного человека, а изначальной женщины-богини, и все они были сосредоточены на ее лице. Не было ни одной фотографин ее обнажанного тела.
Калеб рассматривал их с напряженным вниманием. Он понял, что видел работу такого совершенства где-то еще. И причем совсем недавно.
Сиренити вошла в дверь за спиной у Калеба и в изумлении остановилась.
— Что же это такое?
— Немного странно, правда? — Калеб оторвал взгляд от многократно повторяющихся образов Кристал Брук и осмотрел остальное пространство комнаты. Во всей студии не было ни одного цветового пятна. Все, начиная с черных металлических штативов, фотокамер и осветительной аппаратуры и кончая полотнищами белой марли в качестве задников, было либо черным, либо белым.
— Такое впечатление, будто входишь в старую фотографию, — прошептала Сиренити. — Калеб, мне это не нравится.
Он оглянулся на нее через плечо. Сиренити стояла с неуверенным видом в чаще ламп, установленных на высоких, тонких треножниках. Сегодня она решила одеться в один из своих специально выходных комплектов — брючный костюм в бежевых и рыжевато-коричневых тонах, который не особенно ей шел. Но, как всегда, ее живые, естественно-яркие черты с лихвой восполняли все недостатки одежды.
Ее волосы сияли подобно огненному облаку на фоне этой странной черно-белой комнаты. Ее павлиньи глаза никогда еще не были такого ярко-зеленого цвета. И никогда еще не казались такими огромными, как сейчас, когда она встретила взгляд Калеба.
— Подожди на улице, если тебе здесь неприятно, — сказал Калеб. — Я хочу осмотреться.
— Давай уйдем отсюда вместе. Прямо сейчас. Пожалуйста, Калеб.
— Дай мне еще минуту. — Калеб заметил ряд черных шкафчиков у дальней стены ателье. Подумав о том, какую интересную информацию он обнаружил в архиве Эстерли, он направился туда.
— Калеб, постой. Здесь во всем этом явно что-то не так, — тревожно сказала Сиренити. — Я правда считаю, что нам надо уйти.
— Боюсь, слишком поздно вы спохватились, мисс Мейкпис. — Голос Файрбрейса раздался от двери у нее за спиной. — Слишком, слишком поздно. А впрочем, возможно, поздно было всегда, с самого начала.
— О Боже, — прошептала Сиренити.
Калеб обернулся. Файрбрейс усмехался своей кривой усмешкой и целился из пистолета Калебу в грудь.
— Не думал, что вы догадаетесь. Во всяком случае, не так быстро. Что навело вас на след?
— Фотография, — произнес Калеб. — Фотография моих родителей, сделанная вскоре после моего рождения. На обороте был штамп фотостудии Эстерли и Файрбрейса.
— Фотография. — Файрбрейс поморщился. — Какое совпадение. Значит, вы все вычислили и явились ко мне.
— Не все. — Калеб взглянул на пистолет. — Если бы я все вычислил, то не взял бы с собой Сиренити.
— Досадная ошибка для мисс Мейкпис.
— Секундочку, — сдавленно проговорила Сиренити. — Что здесь происходит?
— А ты не понимаешь, Сиренити? — спросил Калеб. — Файрбрейс не просто шантажист. Он убийца.
— Убийца? — Сиренити оторопело уставилась на него. — Но ведь никто не убит.
Калеб не отводил взгляда от Файрбрейса.
— Эмброуз Эстерли был убит, не так ли, Файрбрейс?
— Эмброуз? — Сиренити поднесла руку к горлу. — О нет, только не это. — В ее обращенных к Файрбрейсу глазах были гнев и возмущение. — Вы убили его?
— Это был несчастный случай, — огрызнулся Файрбрейс. — Я не хотел его смерти.
— Несчастный случай? — выдохнула Сиренити. — Я не понимаю.
Бросив на нее короткий, нетерпеливый взгляд, Файрбрейс снова сосредоточил свое внимание на Калебе.
— Он поймал меня в ту ночь, когда я во второй раз проник к нему в хижину. Я думал, он пьяный завалится спать, как в первый раз. Но он не пошел спать. После ухода приятельницы он просто остался сидеть в гостиной, не зажигая света. Наверно, слышал, как я лез в окно. Он как будто ждал меня.
— Может быть, и ждал, — небрежно сказал Калeб. — Может, он догадывался, что вы вернетесь. Ведь вы уже копались у него в архиве за несколько дней до этого, не так ли?
Тонкогубый рот Файрбрейса вытянулся в еще более тонкую линию.
— Первый раз я полез за фотографиями мисс Мейкпис. Он тогда ничегошеньки не услышал. Валялся в спальне как труп.
— Вы вернулись, чтобы подложить квитанцию, не так ли? — спросил Калеб. — Квитанцию, из которой было видно, что снимки Сиренити были проданы Франклину Вентрессу. Вы хотели обезопасить себя на тот случай, если бы кому-то вздумалось искать шантажиста.
Сиренити была вне себя от ярости.
— Вы нарочно пытались выдать Эмброуза за шантажиста?
— Это показалось мне логичным, — пожал плечами Файрбрейс. — Просто на всякий случай, если бы кто-то заинтересовался.
Калеб следил за выражением его лица.
— Жаль, что вы не додумались до этого с первого раза. Потому что, когда вы отправились туда во второй раз, все пошло вкривь и вкось, верно, Файрбрейс?
Пальцы Файрбрейса крепче сжали пистолет.
— Эмброуз услышал, как я лез через окно кухни, и поймал меня. Захотел узнать, в чем дело. Я рассказал ему всю историю, пробовал уговорить его. Предложил взять в дело, но он прямо взбесился. Накинулся на меня, как сумасшедший. Они с Сиренити, дескать, друзья.
— Я знала, что Эмброуз никогда не стал бы меня шантажировать, — сказала Сиренити.
Файрбрейс, казалось, не слышал ее слов. В глазах у него было какое-то странное выражение.
— Я увернулся от него, и он промчался мимо. Прямо в открытую дверь подвала. И с лестницы кувырком. Я не думал, что все так случится.
— Ах ты подонок, — прошептала Сиренити.
— Потом я сообразил, что должен придать этому вид несчастного случая — ведь это так и было, — быстро добавил Файрбрейс.
Калеб сунул руки в карманы куртки. Его пальцы наткнулись на тот камень с ладонь величиной, который ему всучил Уэбстер. Камень так и остался у него в кармане куртки. Он забыл его вынуть.
— Вы хотели, чтобы это выглядело как несчастный случай, — сказал Калеб, — потому что вам было ни к чему, чтобы кто-то стал задавать вопросы, которые могли привести к расследованию или вскрытию. А вскрытие показало бы, что Эстерли не был пьян, когда упал с лестницы.