— Какой же?
— Беда в том, что ваши духи в зеркале лишены голоса. А люди хотят разговаривать с ушедшими в мир иной. Короче говоря, вам недостает элемента истинного драматизма. А ведь именно это и ищет клиент, когда обращается к медиуму или зеркальной чтице.
Вирджиния осторожно отложила перо и сцепила пальцы поверх своей учетной книги.
— Когда я пришла в Институт, я говорила, что не демонстрирую фокусы. Как вы думаете, почему послеобразы не говорят моим голосом? Только потому, что они — никакие не духи. Я же объясняла: то, что я вижу, — это не привидения, а, скорее, психические фотографии.
— Да, понимаю. Но именно по этой причине вы не сделались самой успешной консультанткой Института. Вот почему у Памелы Иган, медиума древнеегипетской принцессы, и этой старой склочницы миссис Харкинс клиентов гораздо больше, чем у вас. Люди ждут действа! Они любят театральные приемы. Жаждут убедиться, что есть способ активно общаться с умершими. И я могу внести недостающий элемент в ваши сеансы чтения.
— В самом деле? И как же вы стали бы действовать?
Лейбрук доверительно склонился к собеседнице:
— Я буду работать с вами в паре на каждой консультации. И вы бы делали то же, что делаете всегда, — вызывали бы духов в последние моменты их жизни.
— Хотите сказать — вызывать послеобразы, которые, позвольте вам напомнить, может увидеть лишь тот, кто умеет читать в зеркалах?
— Ах, к этому я и веду. — Лейбрук улыбнулся. — Я могу обеспечить зрительный элемент ваших сеансов.
— Так я и знала, — пробормотала Вирджиния. — У вас талант иллюзиониста, не так ли?
Лейбрук медлил с ответом. Наконец, нахмурившись, кивнул:
— Да, именно так.
— Я это подозревала.
Лейбрук снова помедлил, потом сказал:
— По очевидным причинам я предпочитаю держать тайне истинную природу моих способностей. Людям нравится думать, что они наблюдают настоящие привидения, а не сценические фокусы. А в наших с вами спектаклях я создам иллюзию видимых колебаний на поверхности зеркала, когда вы будете читать послеобразы. Это поразит клиентов до глубины души.
— Вы намерены их обманывать?
— Вовсе нет! Просто я внесу элемент драматизма и сделаю переживания клиентов более яркими. Вы будете сообщать мне, что видите, а я создам для публики иллюзию туманных изображений, которые якобы проносятся в зеркале. И — последний мазок в картине! После того как вы расскажете, что увидели, я добавлю голоса духам, с которыми желают поговорить наши клиенты.
— Будете делать вид, что говорите за умерших? Но что вы скажете?
— Послушайте, Вирджиния, трудно ли придумать, что сказать от имени мертвых или умирающих? Медиумы всегда это делают. Я передам последний привет возлюбленному или, может быть, мольбу о справедливости — в случае, если мы натолкнемся на настоящую жертву убийства. Да мало ли что можно сочинить!..
— А приходили ли вам в голову кое-какие соображения?.. Ведь если вы заявляете, что говорите от имени жертвы, которую убивают, то клиент и, весьма вероятно, полиция захотят, чтобы жертва назвала имя убийцы, не так ли?
— Всегда найдется способ обойти острые углы, — ответил Лейбрук.
— Каким образом?
— Здесь отлично работают таинственные знаки.
— Что еще за знаки?
— Ищите синюю дверь… — нараспев произнес Лейбрук низким мелодраматичным голосом. — Слушайте вой в полночь. Прочтите, что написано на камне, которой покоится на дне озера. — Он небрежно взмахнул рукой и проговорил уже обычным голосом: — Если нужно придумать послание из могилы, возможности просто безграничны.
— Понимаю, — буркнула Вирджиния.
— А гонорары делим так: шестьдесят на сорок, — с невозмутимым видом добавил Гилмор.
— Сорок процентов достанутся мне?
— Правильно.
— Но по условиям нашего действующего соглашения я получаю семьдесят пять процентов от того, что платят мне клиенты, — заметила Вирджиния.
— По новому договору любое снижение ваших прибылей будет более чем возмещено за счет повышения гонораров и увеличения числа наших клиентов.
— Какая щедрость с вашей стороны!
— Вместе мы не только заработаем большие деньги, но и поднимем репутацию Института на новые высоты. — Взгляд Гилмора сделался жестким. — И еще… Мы привлечем в Институт множество настоящих талантов, с которыми стоит работать, а не только тех, кого никогда не примут в Аркан. Скажу откровенно… У нас есть возможность привлечь в наши ряды членов самого Общества!
— Вы действительно в это верите? — спросила Вирджиния.
— Да, разумеется. Ведь в Аркане неспокойно… Не всем членам Общества нравится новая политика, которую стремится проводить их организация. Есть и те, кто ропщет в условиях ограничений, налагаемых Джонсами, и более того: создание агентства «Джонс и Джонс» вызвало немалое возмущение как в самом Аркане, так и за его пределами. Многие думают, что у Аркана нет права контролировать всех остальных, и нас в том числе.
Вирджиния всегда понимала, что Гилмор считает общество Аркан своим конкурентом. Но теперь она начинала догадываться, что его враждебное отношение к Обществу объясняется не только деловыми мотивами. Здесь явно крылось что-то очень личное.
— Мистер Лейбрук, уверяю… Я желаю вам всяческих успехов в борьбе против Аркана, однако я не могу принять ваше предложение усовершенствовать мои сеансы чтения. Я не заинтересована в том, чтобы заключить с вами соглашение в том виде, каким вы его представляете.
— Желаете пересмотреть процентное соотношение в свою пользу?
— Я не собираюсь с вами торговаться, сэр. Говорю вам: я намерена сама вести свои дела. Я не хочу морочить голову клиентам, даже если бы это означало высокие гонорары.
— Это из-за Суитуотера, не так ли? — Вскочив со стула, Гилмор подошел к окну. Выглянув на улицу, проговорил: — Так вот та причина, по которой вы отвергаете мое заманчивое предложение. Он вас соблазнил?
— Характер моих отношений с мистером Суитуотером вас не касается, — заявила Вирджиния.
— Не пытайтесь это отрицать! — воскликнул Гилмор. Он смерил собеседницу уничтожающим взглядом. — Я чувствовал, как бурлила энергия вокруг вас прошлой ночью! Подозреваю, что это чувствовали все, кто был на приеме. — Его губы презрительно скривились. — Проклятие! Даже те, у кого нет дара, могут ощутить энергетические потоки такого рода.
Вирджиния почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она была очень рада, что Гилмор наблюдает за тем, что делается на улице, и не смотрит на нее.
— В высшей степени невежливо и даже неприлично говорить подобные вещи, — проговорила она холодно. — И имейте в виду: я не имею ни малейшего намерения обсуждать с вами мои личные дела, мистер Лейбрук. Буду крайне признательна, если вы немедленно покинете мой кабинет.