— Господи! — Августа искоса посмотрела на него тревожным взглядом. — Графам Грейстоунам, по-моему, очень не везло с женщинами?
Гарри пожал плечами:
— Частенько графини Грейстоун не отличались особой добродетельностью. У моей бабушки, например, любовных приключений было столько, что невозможно сосчитать.
— Ну что ж, раз в высшем свете принято заключать браки из-за денег и высокого положения, а не во имя любви, то подобные вещи просто неизбежны. Не правда ли, Гарри? По-моему, все люди инстинктивно стремятся к любви. И если они не обретают ее в браке, то ищут на стороне.
— Только не вздумай искать на стороне то, чего, как тебе кажется, не достает нашему браку, Августа!
Она отбросила свои темные волосы назад и посмотрела ему прямо в глаза:
— Скажите мне честно, милорд: неужели графы Грейстоуны были более добродетельны, чем их жены?
— Думаю, что нет, — кивнул Гарри, вспоминая череду любовных увлечений своего деда и целый парад весьма дорогостоящих любовниц отца. — Но отсутствие добродетели склонны замечать больше в женщинах, чем в мужчинах. Вам не кажется?
Августа, как он и рассчитывал, тут же разъярилась. В очах ее вспыхнул воинственный огонь. Она была готова сражаться. Даже свечу она держала перед собой, словно меч. Дрожащий язычок пламени освещал ее высокие скулы, придававшие всему ее облику несколько необычный, мятежный вид.
Она сейчас похожа на маленькую греческую богиню, подумал Гарри. Может быть, на Афину, готовую к войне. Эта мысль заставила его улыбнуться: он предвкушал дальнейшее развитие событий, и невыносимый огонь желания, терзавший его весь вечер, вспыхнул с новой силой.
— Что за странные вещи вы говорите! — взорвалась Августа. — Это одна из самых ошибочных, самых отвратительных точек зрения, свойственных мужчинам! Вам следует стыдиться собственных слов, Грейстоун! Я от вас ожидала большей логичности и справедливости. В конце концов, вы ученый, посвятивший свою жизнь античной культуре. И вам придется извиниться за это глупое, совершенно нелепое утверждение.
— Придется?
— Да!
— Возможно. Но позднее.
— Нет, сейчас! — возмутилась она. — Вы извинитесь сейчас.
— Не уверен, что у меня хватит сил извиняться после того, как я отнесу вас на руках в вашу спальню, мадам. — Он широко расставил руки, оттолкнулся от стены и направился к ней мягкими крадущимися шагами.
— Отнесете меня на руках в мою… Гарри, что это вы делаете? Сейчас же поставьте меня на пол!
Она сначала сопротивлялась, когда он подхватил ее на руки. Но к тому времени, как он пронес ее через холл и благополучно поставил на пол возле кровати, она уже смирилась.
— Ах, Гарри! — прошептала она страстно и обвила его шею руками. Он присел с ней рядом на краешек постели. — Ты хочешь снова любить меня?
— Конечно же, дорогая моя. И поверь, я постараюсь доставить тебе значительно большее удовольствие, чем в первый раз. — В голосе его звучала нежность. — Я намерен превратить тебя из прекрасной воительницы Афины в Афродиту, богиню любви!
— Гарри! Боже мой, Гарри, пожалуйста! Я не могу больше! Это невозможно!
Гарри поднял голову, желая видеть, как Августа, дрожа в его объятиях, достигнет вершины любовного наслаждения. Она выгнулась всем телом, словно тетива лука. Темные волосы облаком разметались по подушке. Глаза были зажмурены, пальцы стиснули край белой простыни.
Гарри лежал меж раздвинутых ног Августы. Жаркий аромат ее тела кружил ему голову, губы еще чувствовали сладостный вкус ее губ.
— Да, милая, да, теперь ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя! — Он снова принялся ласкать ее, заставляя содрогаться от страсти и желания.
— О Гарри!
— Как ты прекрасна! — задохнулся он. — Ты очаровательна, ты исполнена страсти, дай же себе волю, милая, предайся своему чувству целиком. — Он на мгновение прервал ласки и почувствовал, как внутри у нее все сжалось от отчаяния. — Ну же, милая, не бойся, ты уже почти на вершине, не бойся же, милая. — Он склонился над ней, прильнув к ее устам.
— Боже мой! Гарри? О Гарри!
Пальцы Августы вцепились в его волосы, она чуть приподнялась, словно пытаясь уйти от его нескромных ласк, от дразнящих прикосновений его губ и языка. По бедрам ее пробежала дрожь, и она в изнеможении вытянулась на постели.
Гарри снова взглянул на нее. В слабом свете свечи перед ним пылали приоткрытые губы Августы и розовели, точно расцветая под его лаской, ее прелестные груди.
Вздрогнув, она вдруг громко вскрикнула, и пронзительный крик этот, без сомнения, был слышен даже в холле. Августа забилась в объятиях Гарри, а сладкие волны любовного восторга одна за другой проходили по ее телу.
Гарри всем своим существом откликался на эти сладострастные вздохи и стоны, на каждый оттенок ее пробудившейся чувственности. Видя, как укрощенная Августа предается первому в своей жизни любовному экстазу, он понимал, что никогда в жизни не встречал столь великолепной женственности, столь чистой и откровенной страстности.
Ее ответная страсть еще больше разожгла тот огонь, что давно уже пожирал его изнутри. Гарри знал, что более не выдержит и секунды. Он прильнул к ее разгоряченному ласками и все еще содрогающемуся от наслаждения телу и проник в него.
— Не думаю, чтобы мне когда-нибудь надоели наши с тобой полуночные свидания, моя милая, — хрипло шепнул он ей на ухо и тут же сам чуть не захлебнулся в волнах восторга, с оглушительным гулом обрушившегося на него. Он вздрогнул и провалился в ничто. Его хриплый победоносный стон все еще звучал в спальне, когда он без сил рухнул на влажное обессиленное тело Августы.
Прошло некоторое время, прежде чем Гарри очнулся среди смятых простыней и снова потянулся к Августе. Когда же его рука нащупала рядом лишь пустую постель, он неохотно открыл глаза:
— Августа? Господи, ну а теперь-то куда ты подевалась?
— Я здесь.
Он повернулся и увидел, что она стоит у открытого окна. Она накинула пеньюар. Прозрачная легкая ткань не скрывала прелестных округлых форм, ленты чуть шевелились на ночном ветерке. Она снова показалась Гарри неземной, нереальной. Почти неприкосновенной. У него вдруг возникло ужасное предчувствие, что вдруг она, подобно призраку, вылетит в открытое окно и исчезнет навсегда.
Он приподнялся и сел, потом отбросил в сторону простыни, точно снедаемый каким-то неотвязным, необъяснимым желанием. Он должен немедленно поймать ее, удержать, сберечь! Он уже потянулся было к Августе, когда вдруг осознал, что ведет себя по меньшей мере нелепо.
Ничего призрачного в ней нет! Он ведь только что касался ее жаркой плоти. Гарри заставил себя лечь и спокойно откинуться на подушки. Да, Августа в высшей степени реальна и принадлежит ему. Она отдала ему всю себя без остатка.