«Эдмунд, – шептала Лидия, и в голосе ее звучало отчаяние. – Вы не должны этого делать. Вскоре гнев ваш пройдет, и вы пожалеете о содеянном... Особенно когда узнаете всю правду. Клянусь всем святым, вы ошибаетесь – я невиновна...
Но Дрейк не слушал ее мольбы, покрывая лицо и шею девушки страстными поцелуями. Он был словно пират или мародер, ворвавшийся в город и не знающий пощады. Жертва должна подчиниться – таков закон, и он не желал знать иных правил.
Лидия чувствовала себя беспомощной и бессильной. Что может сделать женщина, распластанная под тяжестью мужского тела? Ярость и страсть оглушили Эдмунда, и он оставался глух к ее мольбам.
Потом, когда разум вернется; он будет сожалеть... он придет в ужас от того, что натворил. Но будет поздно...
Мысли Лидии метались в безуспешных поисках выхода. Что же делать? Она должна спасти себя... себя и его, ибо страдание выпадет на долю Дрейка тоже. Лидия мучительно пыталась найти выход, изо всех сил упираясь кулачками в его широкие плечи...»
Кэролайн отложила перо, перечитала написанное и недовольно поджала губы. Нет, не то. Эдмунд Дрейк не контролирует свои действия. Это, несомненно, придает сцене дополнительное напряжение и страстность, но, с другой стороны, совершенно не в его характере. Вздохнув, Кэролайн решила переписать сцену и уже взяла ручку... но тут послышался стук в парадную дверь. «Надо же, – удивилась она, прислушиваясь, – Эмма и Милли вернулись так рано. Должно быть, спектакль оказался скучным, и они сбежали во время антракта».
Стук повторился. Кэролайн вздохнула и поднялась из-за стола. Похоже, тетушки забыли ключи. На миссис Пламмер рассчитывать не приходится. Она уже приняла свою обычную успокоительную микстуру и удалилась на покой. Теперь можно палить из пушек и петь песни – разбудить экономку не удастся. После того как Кэролайн узнала, что чудодейственная микстура состоит из капель лауданума [1] и солидной порции джина, ее перестал удивлять столь беспробудный сон экономки.
Молодая женщина вышла в прихожую и, прежде чем открыть дверь, заглянула сквозь стеклянную вставку, служащую украшением и средством обзора одновременно. Увидев Адама, тяжело привалившегося к косяку, она испытала настоящий шок.
Торопливо распахнув дверь, Кэролайн прошептала:
– Адам, что вы здесь делаете в такой поздний час?
– Это долгая история, – ответил он.
Кэролайн заметила, каким взглядом он окинул ее, и вдруг вспомнила, что на ней лишь тапочки и ночная рубашка. Она вспыхнула, беспокойство ее все усиливалось. Кэролайн чувствовала, что мужчина, стоящий на пороге, пребывает в состоянии сильнейшего напряжения, и это пугало и тревожило ее.
– Адам. – Она вглядывалась в странно неподвижное лицо. – Я вижу, что-то не так. Скажите же, что случилось?
– Можно мне войти?
– Конечно!
Кэролайн отступила, и, с видимым усилием оторвавшись от косяка, Адам вошел в прихожую. Теперь она заметила, что в движениях Хардести нет той легкости и грации хищника, которая так восхищала ее обычно. Сейчас его крупное тело двигалось с трудом, а под правым глазом наливался кровоподтек.
– Что с вами? Что произошло? – спросила она и сама же ответила: – Я вижу, что вам больно... Вы ранены?
– Мне не помешал бы стаканчик того самого хереса, которым я угощался в прошлый раз, – проворчал Адам, швыряя шляпу на стол в углу. – А еще лучше два стаканчика.
Кэролайн увидела, что он морщится, снимая плащ, и поспешила ему на помощь:
– Давайте я. – Она осторожно стянула плащ и спросила: – Вы расскажете мне, что произошло?
– А нельзя мне сначала получить немного хереса? Кэролайн отвела гостя в кабинет, усадила в удобное кресло и налила щедрую порцию хереса.
Адам сделал долгий глоток и опустил стакан, то ли вздохнув, то ли застонав.
– Сегодня вечером я вдруг понял, что уже не так молод, как был когда-то, – проворчал он. – Неудивительно, что все вокруг твердят мне: пора жениться.
– Вы пугаете меня, – нахмурилась Кэролайн. – Прошу вас, расскажите же, что с вами случилось.
Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, Хардести принялся излагать события:
– Сегодня вечером двое джентльменов, принадлежащих к криминальным кругам, передали мне некое послание. Суть его заключалась в том, что если я не перестану вести расследование финансовых махинаций, связанных с убийством медиумов, то известный мне дневник будет передан в газеты.
– Вас могли убить, – прошептала Кэролайн. Сердце ее сжалось; она вдруг поняла, как больно было бы ей потерять этого человека.
– Но ведь не убили же.
Хардести открыл глаза, и, заглянув в их зеленую глубину, Кэролайн отшатнулась: на нее смотрели глаза хищного зверя – красивые и холодные. Девушке стало не по себе. Сегодня ночью сидящий перед ней человек был в опасности и справился с нею... но какой ценой? Насколько он сам подверг опасности других? Насколько вообще опасен этот человек? Эти размышления напомнили ей о его скованных движениях, и она сказала подобающим случаю тоном доброй самаритянки:
– Мне показалось, что вы оберегали бок, когда снимали плащ. Возможно, у вас сломаны ребра.
– Нет. – Адам осторожно пощупал бок и повторил: – Переломов нет, я уверен. Синяки, и только.
– Подождите здесь. – Кэролайн уже спешила к двери. – Я принесу мазь, которую тетя Эмма применяет при ушибах.
– Не стоит беспокоиться, – начал он, но девушка уже выскользнула из комнаты.
Все необходимое хранилось в кухне, и Кэролайн быстро нашла чистый кусок полотна и мазь. Вернувшись в комнату, она обнаружила, что Адам уже покинул кресло. Теперь он стоял у стола и читал неоконченную главу, которую она сочиняла перед его приходом. При этом она механически отметила, что он налил себе второй стакан хереса.
– Как же вы, черт возьми, могли допустить такое? – Адам насмешливо уставился на Кэролайн. – Эдмунд Дрейк набросился на мисс Лидию!
– Видите ли, произошла чудовищная ошибка, – принялась объяснять Кэролайн, открывая баночку с мазью. – Эдмунд Дрейк полагает, что мисс Лидия обманула его. В гневе он вышел из себя и потерял голову от страсти.
– Подобное оправдание годится только для сумасшедшего или негодяя, – бросил Адам.
– Вы правы. – Кэролайн на секунду отвлеклась от повязки, которую готовила. – Я чувствовала, что с этой сценой не все в порядке. Она совершенно не в характере героя... Мне придется придумать другое объяснение его неразумному поведению.
– К чему? По-моему, именно этого персонажа вы назначили главным негодяем. Ну, так ему и положено вести себя, словно он безумец. От отрицательного героя все именно этого и ждут, не так ли?