…Итак, Костя спустился вниз. Почувствовав, что ступеньки под ногами кончились, он перевел дух и огляделся. Впереди мерцал свет. Молодой товарищ прокурора осторожно двинулся в том направлении и вскоре оказался перед часовней. Совсем небольшая комната, метра три длиной и такой же ширины; на стене висела икона Спасителя, перед ней горела лампада… Слева в стене была ниша, и в ней стояла лампа, освещая все пространство часовни: стены из огромных каменных блоков, которые сейчас казались грязно-серыми, по стенам кое-где стекали ручейки воды. Костя вдруг подумал, что часовня находится довольно глубоко под землей. Зачем она вообще здесь понадобилась? Насколько ему было известно, монахов хоронили на кладбище по соседству с монастырем, и ни о каких подземных пещерах, вроде тех, что есть в Псково-Печерском монастыре, он не слышал. Костя решил для себя, что непременно узнает, зачем здесь часовня.
Но эти мысли почти сразу его оставили, потому что все его внимание теперь было приковано к монаху, который зачем-то ползал по полу. Сначала Костя решил, что он усердно бьет поклоны перед ликом Спасителя, пока не услышал характерный звук: звякнуло железо, а потом полилась вода. И Костя понял, что звякает ведро, в которое монах опустил тряпку. А потом тот со старанием стал тереть пол из неровных потрескавшихся от времени каменных плит. Монах что-то бормотал себе под нос, ничего не замечая вокруг. Костя намеревался шагнуть в освещенную часовню и спросить монаха, что он тут делает. Хотя и так ясно что: оттирает плиты пола. Очень необычное занятие в такой час. А если учесть, что Никона, скорее всего, убили вовсе не там, где обнаружили труп, то не просто необычное, а очень может быть, что и преступное.
Только Костя собрался сделать шаг на освещенное пространство, как некто схватил его за руку. Костя едва не вскрикнул от неожиданности, но тот же некто успел зажать ему рот рукой и потащил ближе к лестнице, шепча на ухо:
— Ради бога, тихо, Константин Иванович.
Вскоре чужие руки его отпустили, но кто находится рядом с ним. Костя рассмотреть не мог, свет из часовни сюда не доходил, и он видел лишь темный силуэт, по рясе и головному убору сообразив, что это монах. А тот опять потянул его за собой, и на сей раз Костя добровольно последовал за ним. Вот тут открылось нечто такое, на что Костя поначалу не обратил внимания. Точнее, не мог обратить, так как, спускаясь по лестнице, держался другой стороны. Прежде всего лестница действительно оказалась очень длинной. Он потом сосчитал ступени — двадцать девять штук, причем крутых, почти по сорок сантиметров каждая. То есть выходило, что лестница длиной двенадцать метров и под землю она уходит никак не меньше, чем на восемь метров. (Я, прочитав это место дневника, мысленно присвистнула: «Ничего себе, высота двухэтажного дома!») И где-то посередине лестницы имелась площадка с правой стороны, а там дверь. Вот через эту дверь Костя и его спутник и вышли. И оказались в очередном коридоре, по-прежнему в темноте.
Костя смутно различал фигуру монаха рядом, но не решался к нему обратиться. А тот молчал, быстро шагая по коридору. Костя поспешал за ним, пытаясь понять, где они находятся.
И я тоже попыталась, вновь вернувшись к плану монастыря. Здесь меня ждало разочарование: ни двери, ни бокового коридора на плане я не обнаружила. Маловероятно, что мой предок про нее выдумал, значит, дверь заложили за ненадобностью, а куда вел коридор, остается только гадать.
Впереди показалась очередная дверь. Потом они стали подниматься по лестнице, пока не очутились в келье, являвшейся точной копией той, которую отвели для ночлега Косте. Монах, шагнув к столу, зажег лампу, и Костя наконец увидел его лицо: лицо аскета, с глубокими морщинами и темными глазами, которые смотрели скорбно и устало. Мохнатые брови придавали монаху сердитый и даже задиристый вид, чему противоречили и взгляд, и тихий ласковый голос. Сколько ему лет, предположить было затруднительно, может, сорок, а может, и больше, он был худ и сутул. Однако старческой беспомощности в нем не чувствовалось.
— Что же вы, Константин Иванович, так неосторожно… — со вздохом произнес монах.
— Вы меня знаете? — с некоторым удивлением, в свою очередь, спросил Костя.
Монах кивнул:
— Видел, когда вы с отцом Андреем разговаривали. Я в соседней комнате находился, дверь-то открыта была. Вы, должно быть, внимания не обратили, а я вас хорошо разглядел и разговор слышал.
Костя кивнул и поинтересовался, что монах имел в виду, говоря, что он неосторожен. Разве ему, государственному чиновнику, следует здесь чего-либо опасаться? Потом, точно опомнившись, извинился и спросил, как должен обращаться к монаху. Тот представился. Звали инока Сергием, имя он принял в честь Сергия Радонежского. Затем он сообщил, что в этом монастыре более трех лет, и с прискорбием добавил: дела здесь в последнее время творятся отнюдь не божеские.
— Что же такое здесь происходит? — полюбопытствовал Костя, приглядываясь к Сергию.
Тот усмехнулся:
— А вы здесь по какой надобности? То-то. Человека убили в святой обители! Видано ли такое? И не просто убили… — Тут Сергий вздохнул и с печалью посмотрел на Костю:
— Вы один не вздумайте по монастырю ходить, особенно ночью. Не ровен час…
— Вы знаете, кто убил Никона? — перешел на шепот Костя.
Сергий покачал головой:
— Не знаю, но догадываюсь: приспешники того Антихриста, который здесь всем заправляет.
— Вы настоятеля имеете в виду? — насторожился Костя.
Монах вздохнул:
— Настоятель у нас святой человек, добр без меры, а теперь еще и стар, хвори разные его одолевают, трудно ему справляться с многочисленными обязанностями, вот Андрей и стал как бы за главного. А Никона убили, потому что он глазами и ушами настоятеля был, и теперь… — Монах вновь тяжко вздохнул. — Никто бы и не узнал об убийстве, Андрей бы придумал, как ото всех гибель Никона утаить, он на такие штуки мастер, но настоятель сам тело обнаружил и срочно велел в город человека отправить. А теперь Андрей будет всячески расследованию препятствовать и вполне способен на крайние меры.
— По-вашему, Никона убил отец Андрей? Из карьеристских, так сказать, соображений? — растерялся Костя.
— Ничего подобного, — покачал головой монах. — Конечно, Никона они ненавидели, потому что мешал он им, но все много хуже. Боюсь, брата Никона принесли в жертву Вельзевулу.