Он предпочел бы отреагировать на вызов, но Виктории нигде не было видно, и она явно не желала идти на сближение.
Но скоро она сама захочет этого, и уж тогда…
Откинув одеяло, он оделся и отправился на поиски гостьи. Вернее сказать, пошел ее выслеживать.
Держась за перила, он стал спускаться по главной лестнице в большой холл, где за одним из длинных столов сидел Томпсон, разложив перед собою десяток счетов.
Хейда, экономка, проверяла, насколько хорошо вычищены ложки, и если какая-нибудь не отвечала ее высоким требованиям, предъявляемым к чистоте, отшвыривала ее в сторону и время от времени что-то резко говорила трем служанкам, которые подметали пол, стирали пыль и чистили ламповые стекла.
В это время дня в замке было еще малолюдно, но среди слуг и родственников он не заметил Викторию.
Пропади пропадом эта женщина! Где ее черти носят?
Он спустился по лестнице — раздраженный и, более того, обеспокоенный. Он был не так глуп, чтобы ее недооценивать: она была слишком умна для женщины и могла ускользнуть из замка или, воспользовавшись своим обаянием, заставить кого-нибудь показать ей, где расположен выход. А там… что могло ждать ее в лесу, трудно было даже представить…
Томпсон поднялся из-за стола, приветствуя Рауля:
— Сэр, извините, что мы побеспокоили вас, но…
— Я отлично знаю, кто в этом виноват. Где мисс Кардифф?
— Она в кухне с детьми.
— С детьми? — переспросил Рауль.
— Дети учат ее морикадийскому языку, а она их — английскому… не говоря уже о прочих языках.
— Понятно, — сказал Рауль. Его раздражение усилилось. — И мы доверили детям охрану мисс Кардифф?
— У нее имеется доступ только в главный холл, — Томпсон жестом указал на лестницу, ведущую в кухню, — и во внутренний двор замка, где мужчины сейчас практикуются в стрельбе из лука. Я подумал, что оба этих обстоятельства остановят мисс Кардифф, если ей придет в голову сбежать.
Он говорил, как всегда, ровным, спокойным тоном, но Рауль сразу же понял, что его это отнюдь не радует.
— Ты прав, извини меня, — сказал Рауль, упрекнув себя за глупую мысль: Томпсон ни в чем не допускал безответственности, и именно он первым предложил схватить Викторию, чтобы она поменьше болтала.
— Конечно, сэр, — сказал Томпсон, которого не так-то легко было умаслить.
— К тому же с ней находится Амайя, — сказала Хейда, бесцеремонно подслушивавшая разговор. — Хотя мисс Кардифф от Амайи пока, кажется, не в восторге.
— Амайя? — переспросил Рауль. — Служанка из отеля? Та, которая первой сообщила об опасной болтовне мисс Кардифф?
— Та самая. Она мало чего умеет, но может работать служанкой у леди, поэтому я определила ее к мисс Кардифф. Но мисс Кардифф, судя по всему, ее недолюбливает.
Рауль удивленно приподнял бровь:
— Мисс Кардифф была груба?
— Нет, она была так вежлива, что чуть не заморозила бедную девчонку. — Хейда хохотнула. — Испугала ее до смерти.
Рауль усмехнулся:
— Могу себе представить, как она это сделала.
Молодая, хрупкая на вид женщина сильно хромала, и Рауль заказал для нее специальный ботинок, удлинявший левую ногу. Однако при всей своей видимой хрупкости Хейда отлично управляла домашним хозяйством и служанками. Как говорил ее муж, Хейда умела добиться послушания с помощью одних лишь слов.
Просперо был прав. Причем ей все всегда сходило с рук.
— Мужчины вышли в поле? — спросил Рауль.
— Наконец-то, — сердито проворчала Хейда. — После того как всю ночь спали как младенцы и храпели, словно ожиревшие медведи.
— Праздновали свое возвращение, не так ли? — улыбнулся ей Рауль.
— Да уж, в течение нескольких часов подряд. Можно было подумать, что они стерли с лица земли дом де Гиньяров, а не просто потыкали в него острой палкой.
— Это лишь начало, — усмехнулся Рауль.
Он спустился по лестнице в кухню, где докрасна раскалилась недавно установленная новая чугунная плита, а повар ругал своих двух помощников. В конце длинного стола для слуг сидела Виктория Кардифф. Справа возле нее стояла Амайя, вокруг них на полу — примерно дюжина ребятишек.
Рауль остановился в тени, наблюдая за Викторией.
На ней было платье из коричневой шерсти, чистое и выглаженное. Волосы ее — собраны в пучок на затылке.
Его губы дрогнули в улыбке. Видимо, пока он спал, она нашла время вымыться и переодеться. Должно быть, она чувствовала себя чрезвычайно грязной, если снизошла до того, чтобы воспользоваться его теплой водой и мылом. Как ей, наверное, неприятно, что ее заставили находиться в его доме!
А как бы ему хотелось присутствовать при купании и, поднимая ведро с теплой водой, обливать ее грудь, живот и бедра.
Сегодня вечером он начнет медленный процесс соблазнения, зная, что после этого у нее не будет выбора. Потому что в ее поцелуях он почувствовал скрытую пьянящую страсть… к нему.
Указав на тушу молодого бычка, вращающуюся на вертеле над огнем, Виктория произнесла по-английски:
— «Биф».
— «Биф», — повторили дети и громко закричали: — «Говядина»!
— «Говядина», — повторила Виктория и, указав на кастрюли, развешанные на медных крюках, произнесла: — «Пэн».
— «Пэн», — повторили дети и закричали: — «Сковорода»!
— «Сковорода», — повторила она. Заметив, что повар недобрым взглядом посматривает на детей, она сказала: — А вот и колдун, который сварил Ханса и Гретель.
Дети были явно озадачены.
— Мисс Кардифф, не позволите ли мне? — сказала Амайя.
— Да, Амайя. Только сначала переведи детям мою маленькую шутку.
Хейда была права. От холодного тона Виктории Амайя даже задрожала. Однако она все же повернулась к детям и принялась быстро переводить сказку о Хансе и Гретель на морикадийский язык.
Дети быстро уловили смысл и громко расхохотались, увидев, что повар сердито нахмурил брови.
Рауль вышел из тени.
— Молите Бога, мисс Кардифф, чтобы он не заявил о своем уходе. Хорошего повара трудно нанять, тем более что я не обещаю ни особой славы, ни больших денег, ни избранного общества, которое способно оценить ваши таланты, и вам, я уверен, придутся не по душе блюда, которые будут готовить наши доморощенные повара.
При звуке его голоса дети вскочили со своих мест и с улыбками потянулись к нему. Он подхватил на руки двоих самых маленьких, трехлетних близнецов, а остальные ребятишки — двое четырехлетних, двое пятилетних, один семилетний и двое восьмилетних — повисли на его ногах и руках.
Амайя присела в книксене, округлив глаза в благоговейном трепете.