— Я специально посмотрел: за нами никто не пошел, — сказал он.
Она лихорадочно глотнула воздух. Ей уже было не до смеха. Она была голой — смотри, кто хочет… в том числе и он.
Просунув колено между ее ногами, Рауль потерся о нее бедром.
Она сразу вспыхнула, схватившись за его плечи, чтобы не упасть в этом пошатнувшемся мире, и, застонав, произнесла его имя.
Как могла она столь быстро дойти до такого накала? Что она за женщина, если зажигается от одного лишь прикосновения? Может, она животное?
А может быть, животное он?
Да. Причем это относится и к нему, и к ней. Потому что он расстегнул брюки и спустил. Потом обе его руки оказались снова на ее ягодицах, но он прикасался к ней уже не пальцами. Это было его копье, обжигающее ее жаром необузданной страсти. Она стала влажной от страстного желания, а он был тверд, словно камень. Он сразу вторгся в нее и начал движения, не дав Виктории опомниться. Однако она все-таки приспособилась, и ее тело раскрылось перед ним, впустив его внутрь. Она вскрикнула, погружаясь в сладкое безумие их соития. Она чувствовала под спиной грубую поверхность камня. Лучи заходящего солнца светили ей в глаза, ослепляя так, что она не видела ничего, кроме Рауля, его страсти, его силы. Его темные волосы метались по лицу, потому что безумное желание заставляло его двигаться все быстрее и быстрее.
Она не могла пошевелиться. Он слишком крепко держал ее. Но тело вопреки ее воле ритмично прижималось к нему, реагируя на его движения. Она сжала в кулаках его сорочку и прогнула спину, пытаясь стать еще ближе к нему, хотя он уже касался самых потаенных ее уголков.
Она хотела бы контролировать свое желание, но не могла. Потому что Рауль заставил ее жить и дышать и вообще существовать, словно она была его половинкой.
Стыдно, конечно, что он так просто смотрел на вещи, но ничего другого она и не хотела.
Достигнув оргазма, он застонал и закрыл глаза.
Виктория тоже испытала оргазм. И дальше наслаждение накатывало на нее волнами, пока на глазах не появились слезы, и она не закричала, алее и камни тем временем впитали в себя звук, символизирующий ее наивысшее наслаждение.
Рауль держал Викторию, прочно пригвоздив ее к скалистой стене утеса своим телом. Он находился так глубоко внутри ее тела, как смог проникнуть. Однако несмотря на то что он все еще держал ее, с трудом переводящую дыхание после мощного оргазма, теплую и особенно красивую после полученного наслаждения, он чувствовал, что она как будто ускользает от него.
Необходимо было взять с нее слово, пока она слаба.
Она честная женщина. И несмотря на неблагоприятные обстоятельства, сдержит слово.
— Виктория! — произнес он.
Его глубокий голос звучал требовательно.
Она открыла свои синие, как васильки, глаза и посмотрела на него так, будто все еще не вернулась в реальность оттуда, где они получили удовольствие… вместе. Потом она одарила его улыбкой и шепотом откликнулась:
— Что?
— Обещай мне, что больше не станешь убегать.
— Но ты погнался за мной. Я думала, что это такая игра.
— Нет, я не об этом. Не о сегодняшнем дне. Я хочу сказать… обещай мне не убегать, как это было тогда, когда мы соединились с тобой в первый раз.
Она удивленно вскинула брови, потом взглянула на него с явным раздражением.
Заметив это, он торопливо добавил:
— Я понимаю, что молодую благовоспитанную женщину интимность (Господи, как они это называют в высшем обществе?) некоторых отношений должна шокировать. Но я проявлю сдержанность (только не на этот раз) и помогу тебе приспособиться. Я обещаю прислушиваться к твоим желаниям, только и ты должна обещать мне никогда больше не убегать.
— Я уже сказала тебе, что не убегала, — повторила она, не скрывая раздражения. — Неужели этому так трудно поверить?
— Ты была моей пленницей. А пленницы убегают.
— Пора бы знать, — сказала она, начав вырываться из его рук, — что я не убегаю от своих проблем.
Он схватил ее крепче.
— Неужели я такая большая проблема?
— Да, — с жаром подтвердила она, — да, ты большая проблема.
Он сделал еще один рывок.
Она вздрогнула, но не от боли, а от удовольствия, ощутив внутри нежное движение, похожее на прикосновение руки в шелковой перчатке.
— Именно поэтому, — тихо сказала она, как будто разговаривая сама с собой. — Потому что когда, удовлетворив необузданную страсть, мы снова отдыхаем, я могу думать лишь об одном: скоро ли я снова почувствую это?
— Понимаю. Я об этом тоже думаю.
— Правда? — Она вгляделась в его лицо, и на сей раз ее улыбка была застенчиво довольной. — Я рада, что не мне одной…
— Нет. Это чувствуешь не ты одна.
Она обхватила его лицо обеими руками и заглянула в глаза.
— Клянусь тебе, что прежде чем уйти, я попрощаюсь с тобой лично.
По правде говоря, это было не то обещание, которое ему хотелось получить, но сейчас сойдет и такое.
Он осторожно приподнял ее и поставил на ноги.
Она оперлась о скалу, как будто была слишком слаба, чтобы держаться на ногах без опоры, и опустила вниз задранную юбку.
Рауль быстро подтянул брюки и застегнул их. Схватив ее за руку, он повел ее в лес. Виктория, спотыкаясь, следовала за ним.
Он остановился. И повернулся, чтобы посмотреть на нее.
Ее золотистые, как пшеница, волосы рассыпались по плечам, умное личико сияло от удовольствия. Она улыбалась ему, как будто знала, насколько сильно у него искушение снова овладеть ею здесь и сию же минуту.
— Нет, — сказал он ей.
Подхватив ее на руки, он целеустремленно продолжил путь в нужном направлении.
Еще до заката солнца они добрались до заросшего сосной участка высоко на горе. Виктория, конечно, сразу поняла, зачем он притащил ее сюда. Подойдя к толстому стволу самой высокой и самой старой в Морикадии сосны, она положила руку на грубую кору дерева и взглянула вверх.
— Это дерево росло здесь, когда Аттила пускал пыль в глаза всей Европе, когда мой предок украл его саблю и сбежал, чтобы родить своего ребенка на этой земле, — сказал Рауль.
Он подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку, подтянулся и, наклонившись, протянул руку Виктории:
— Решайся.
— Это ты о чем?
Она посмотрела на него так, как будто он сошел с ума.
— Доверься мне, — сказал он.
Лицо ее приобрело выражение, к которому он уже стал привыкать: подбородок вздернут, глаза прищурены, ноздри раздуваются.