– А как же я? Вчера все было замечательно, а сегодня вы, даже не попрощавшись, идете под венец?
– Вчера? – подозрительно ощетинился Мюррей.
– Она открыла мне в поцелуе гораздо больше, чем я узнал за все мои тридцать лет. – В некотором смысле это была правда. Гарри никогда не наслаждался такой смесью рвущейся наружу страсти и простодушия.
Мюррей отшвырнул ее руку:
– Вы целовали этого мужчину?
– Ну… да, но и только. – Второй раз за два дня она ставила под удар свою репутацию. – Я не уступила ему.
Гарри с изрядной долей скептицизма хмыкнул.
– Нет, – настаивала Джесси, прекрасно понимая, что ее возражения еще пуще подогреют подозрительность Мюррея.
– Ваш отец уверял меня, что вы добродетельное создание! – гневно загрохотал он.
– Так и есть.
Гарри с видом, что он-то уж знает правду, разглядывал свои ногти.
Поджав губы, Мюррей переводил взгляд с Гарри на Джесси.
– Я потратил четыре фунта пять шиллингов, чтобы добраться в это забытое богом место, и ради чего? Чтобы найти женщину, забывшую о целомудрии? Мотовку? Нет! Я поговорю об этом с вашим отцом, мисс.
– Но я целомудренна! – возразила Джесси.
– Он возместит мне все расходы. – Мюррей ринулся было прочь, потом резко повернулся, схватил тарелку с едой и вышел из столовой.
Джесси упала в кресло, уронив на колени дрожащие руки.
– Спасибо. – В ее голосе звенела сердечная признательность. – Я вам так благодарна.
Придвинув стул, Гарри сел перед ней, загораживая от любопытных глаз.
– Ужасный человек. Знаете, его первая жена умерла, отведав отравленных грибов. А вторая упала и скончалась.
Джесси недоверчиво взглянула на него:
– Правда? Вы это точно знаете?
– Она не стала есть отравленные грибы.
Гарри уловил тот миг, когда Джесси поняла его шутку. Ее глаза вспыхнули, у нее вырвался смешок. Она рассмеялась, но смех внезапно сменился слезами. Она уронила голову на руки и разрыдалась.
Встревоженный Гарри подал ей носовой платок, пережидая бурю.
Она постаралась быстрее справиться со слезами.
– Простите. Это совершенно неуместно, особенно после вашей доброты.
– Нелегко быть объектом внимания стольких поклонников, особенно таких.
Джесси взглянула на него поверх носового платка, и по ее глазам Гарри понял, что она пытается улыбнуться.
– Вы дважды спасли меня, вероятно, это больше, чем я заслуживаю, и я должна объявить вас своим героем.
– Думают, нет. Оба раза, спасая вас, я нанес урон вашей репутации. Боюсь, второй раз она ужасно пострадала, поскольку я не мог припугнуть мистера Мюррея, как сделал это с Дженор-Редмондом.
Опустив носовой платок, Джесси нащупала руку Гарри, схватила ее и поднесла к щеке.
– Вы так же скромны, как и добры. – Она поцеловала его пальцы, затем, повторяя его вчерашние действия, прикусила кончик пальца.
Его тело дернулось от слабой боли, Гарри с абсолютным изумлением наблюдал, как она посасывает его палец, как ее язык кружит по нему с невинным эротизмом, мгновенно вызвавшим желание.
Схватив Джесси за плечи, Гарри поднял ее на ноги и обнял. При ярком дневном свете посреди обеденного зала он поцеловал ее. Не так, как сделал это накануне, когда заботился о ее неопытности, но с отчаянной жаждой изголодавшегося тела и исстрадавшейся души.
Джесси не отпрянула. Не запротестовала. Она изо всех сил обняла его и ответила на поцелуй, приоткрыв рот, позволив его языку скользнуть вглубь и двигаться взад-вперед на волне безумия и отчаяния. Ее восхитительный аромат пьянил. От прильнувшего к нему тела он задрожал, словно мальчишка. Она отвечала ему с короткими стонами и отчаянно извивалась, что удесятеряло его силы. Его мужское достоинство поднялось с безотлагательной настойчивостью, и казалось, он должен взять ее сейчас, сегодня ночью и… всегда.
Но он не мог этого сделать. Джесси заслуживает лучшего, чем человек, разрывавшийся между долгом перед страной и перед семьей, за которым по пятам всегда следует опасность. Так же внезапно как обнял, он отстранил ее.
– Бегите от меня. Я не герой. Я совсем не такой, как вы думаете. Вы заслуживаете лучшего.
Она звонко, задорно рассмеялась, отметая его предостережение.
– Действия говорят убедительнее слов. – Ее щеки порозовели от волнения. – У меня остался лишь один поклонник, и самый отвратительный из всех. Но я сомневаюсь, что он появится сегодня. Вы проведете день со мной, мистер Уиндберри?
– Нет. Ни в коем случае. Мы не должны больше встречаться.
– Я думала, умру со смеху, когда камень откатился и вы поехали по скале к морю. – Джесси улыбнулась Гарри, с таким же удовольствием дразня его самолюбие, как мальчишка ворошит муравейник. – У вас руки работали как рыбьи плавники.
– А вы язвительная. – Гарри скрестил руки на груди. – Ничего бы не случилось, если бы вы не решили, что птенец выпадет из гнезда.
– Он опасно перегнулся через край. А потом не удержался и полетел вам в лицо…
– И это доказывает, что он вполне мог сам о себе позаботиться.
– Если бы вы не оказались на дорожке, вы б до самого берега скользили в потоке грязи, – проговорила сквозь смех Джесси.
– Не нужно объявлять об этом во всеуслышание, – нахмурился Гарри.
Она окинула взглядом длинную, освещенную свечами веранду. Вокруг язычков пламени гудели насекомые, ночное небо слепило бриллиантовым блеском звезд. Они усыпали все небо до невидимого горизонта и отражались в темном океане.
– Тут только две пары, и их нисколько не волнует, что мы говорим и делаем.
Их самих тоже ничего не волновало. Пожилые супруги ждали, когда подадут очередное блюдо. Другая пара, как сплетничала прислуга, проводила здесь медовый месяц. Новоиспеченный муж что-то горячо говорил, наклонившись через стол. Молодая жена краснела, как… как новобрачная.
– Гарри, правда, они милые? – В этот день Джесси начала называть его по имени. Нельзя говорить официально с человеком, у которого брюки в пыли и одна штанина заштопана на колене.
Гарри даже не взглянул на новобрачных.
– Голубки. – Он так сосредоточенно смотрел на Джесси, будто она была единственной женщиной в мире.
У двери в столовую стоял лакей, готовый услужить постояльцам. Хозяин гостиницы одно за другим выставлял блюда, наполнявшие воздух запахом жаркого, сочных овощей и невероятных десертов. Взяв сыру и бокал вина, Гарри и Джесси сидели, слушая гул волн, и мечтали, чтобы этот день никогда не кончался. Или по крайней мере… Джесси не хотела завершать фразу. Она не могла говорить за Гарри. Близилась ночь, и он становился все более сдержанным, словно желал того, что не мог получить.