– Что? – воскликнул Генрих.
– Доказательство. Оно у леди Мэриан.
– Невозможно. Я обыскал…
– Но не смог найти. Только потому, что документ все время был у леди Мэриан. И стоило только захотеть, как мы перевернули бы всю страну и начали восстание. Может, стоит сделать это сейчас? – Гриффит не смотрел на Мэриан, но почувствовал, как она шагнула ближе. – Ты хотела жить при дворе. Мечтала о богатстве и могуществе. Это твой шанс. Может, сделаем это сейчас?
Мэриан, склонив голову, наблюдала за Генрихом.
– Может, предоставим Лайонелу решать?
– Что?
Крик Генриха эхом отразился от стен и словно камнем ударился о дверь, вызвав всполошенные оклики рыцарей.
– Убирайтесь! – проревел король. – Спросить Лайонела, не хочет ли он быть королем?!
Гриффит кивнул:
– Что ж, совсем неплохой способ. Лайонел, хочешь быть королем?
Лайонел, все еще пытаясь сползти на пол, энергично замотал головой:
– Нет!
– Но мужчины будут стоять перед тобой на коленях, а женщины – целовать руку, – продолжал Гриффит.
– Нет! Нет! Лайонел вниз сейчас.
Лицо Генриха покрывали крупные капли пота.
– Ты издеваешься надо мной.
– Чуть-чуть, ваше величество.
Гриффит взял Лайонела у Мэриан, хотя та не слишком охотно разжала руки, и поставил на пол.
– Не карабкайся на стулья, – предупредил он ребенка.
– Ты не посмеешь свергнуть меня, – пробормотал Генрих, вытирая лоб рукавом.
– А ты не захочешь отправить Лайонела в Тауэр, – отпарировал Гриффит, подчеркивая значение своих слов взмахом шпаги.
– Конечно, нет.
– Конечно, нет, – повторила Мэриан. – Наш повелитель и монарх слишком мудр для такого.
– Совсем как лорд Гриффит и леди Мэриан.
– Всякий может сделать ошибку, – заключил Гриффит. – Но только глупец будет настаивать на том, чтобы повторять ее.
Лайонел сочувственно проворковал что-то, увидев Хани, свернувшуюся в кресле Уэнтхейвена и лизавшую ушибленную лапу. Мальчик, с безошибочным инстинктом ребенка, дал спаниелю обнюхать руку и осторожно начал гладить Хани.
Может, от него пахло Уэнтхейвеном? Вероятно, потому что собака, покорно вытерпев ласки, со вздохом уронила голову в колени малыша. Генрих бесстрастно наблюдал за ними.
– Это доказательство венчания…
– В безопасном месте, – заверила Мэриан, не осмеливаясь открыть больше.
Генрих обмяк от облегчения.
– Прекрасно. Пусть и остается там, где его никто не увидит. Ради моей королевы… и меня самого.
– Думаю, что могу принести клятву, ваше величество, – ответила Мэриан.
Генрих подался к двери, но взгляд по-прежнему оставался ледяным, а выражение – зловеще-угрожающим.
– Пока доказательство не выплыло на свет божий, считайте, что ваша безопасность обеспечена.
Но Мэриан больше не смогла вынести вида побежденного Генриха и отвергнутого Гриффита – ведь, что ни говори, она была женщиной. Может, не совсем обычной, не той, какую бы хотел Гриффит, предоставь ему судьба возможность выбора, но все же женщиной. И в этот момент она словно услыхала нежный шепот матери.
– Подождите! – с мольбой вскрикнула Мэриан. Генрих мгновенно замер, вопросительно подняв брови.
– Леди Мэриан? Собираетесь еще что-то потребовать от меня?
– Только одно, ваше величество. – Мэриан подошла к королю и опустилась на колени. – Я хотела бы принести вам обет верности.
Наблюдая за Генрихом, она заметила, как хорошо тот носит маску непроницаемости, так необходимую для монарха. Он ничем не показал, что понимает истинное значение ее покорности, ни единым движением не осудил столь неприличный выбор времени и места. Вместо этого король с готовностью сжал ее ладонь обеими руками.
– Хочешь по доброй воле стать моим вассалом?
– Я желаю этого, – провозгласила Мэриан. – Я становлюсь вашим вассалом, чтобы верно служить, и покоряться, и почитать, и защищать от всех врагов и напастей, клянусь в этом святой Марией, которая – подобно мне – была матерью сына.
Генрих удовлетворенно кивнул и поднял ее на ноги. Их договор должен был скрепить поцелуй мира, но никогда еще Мэриан не приходилось целовать мужчину, более равнодушного, чем Генрих. Он ожидал, безмолвный, с каменным лицом, пока она сама не подставит губы.
К своему стыду, Мэриан медлила. Последний шаг оказался слишком трудным, она поняла, что не в силах прикоснуться к человеку, угрожавшему жизни ее сына.
Наконец Генрих сказал:
– Думай об этом как о своей мне дани. У тебя ведь нет ничего другого.
– Нет… – удивленно взглянула Мэриан на свои пустые руки. Но слова короля вывели ее из оцепенения, и Мэриан, положив Генриху руки на плечи, поцеловала в губы. Он ответил поцелуем – не слишком приятным, напомнившим Мэриан о его власти над ней, и подтолкнул ее к Гриффиту. Хмурое лицо явно противоречило попыткам пошутить.
– Ну и резвая женушка у вас, лорд Гриффит! Дерзости ей не занимать. Осторожнее, иначе она живо заставит вас плясать под свою дудку.
– Молюсь об этом, ваше величество, – пробормотал Гриффит, заключая жену в объятия.
– Вы, конечно, собираетесь жить в пожалованном поместье на границе с Уэльсом, не так ли?
– Как прикажет мой повелитель. – Гриффит еще сильнее сжал Мэриан. – Но сначала мы надеялись навестить моих родителей и отпраздновать свадьбу как полагается.
– Прекрасная мысль. И, кстати, если вы решите жить как можно дальше от Лондона, двора и меня, поверьте, это была бы великолепная идея.
Генрих подошел к двери, положил ладонь на ручку и остановился, казалось, глубоко задумавшись. Гриффит напряженно застыл. Но тут король, не оглядываясь, сказал:
– Позвольте поблагодарить вас, леди Мэриан, за то, что напомнили мне об удовольствии, которое может доставить моей королеве церемония коронации. Как только Вестминстерское аббатство будет подготовлено к предстоящему празднеству, архиепископ возложит корону на ее благородный лоб и провозгласит ее истинной королевой – королевой в своем праве. – Генрих молча, все еще отвернувшись, постоял и медленно, словно кто-то вытягивал из него слова, добавил: – Я попрошу ее писать вам, леди Мэриан, так часто, как возможно. Ваша дружба так много значит для нее, и я с нетерпением буду ожидать хороших новостей о вас и о вашей новой жизни.
Он вышел и прикрыл за собой дверь, прежде чем Мэриан смогла ответить. И за это она была благодарна королю, потому что губы сводило судорогой. Закрыв лицо руками, Мэриан заплакала от облегчения и лишь долгое время спустя попыталась выговорить: