— Вовсе нет!
— Пойду-ка я лучше во двор, проверю повозки.
Чувствуя, что больше ничего узнать не удастся, Джулиана в отчаянии спросила:
— Но скажите, почему он рыдал?
Кейр заколебался:
— Вы имеете в виду ту историю с пальцами? Дело было так. Раймонд задумал наш побег. План был дерзкий, но он удался — благодаря Раймонду. — Кейр взглянул на Джулиану. — Вы ведь, наверно, слышали, что мы похитили сарацинский корабль и уплыли на нем в Нормандию?
— Да-да, слышала. Продолжайте.
— В порту, когда мы убегали от преследователей, мне защемило пальцы канатом. Я попросил Раймонда, чтобы он их отсек. Нож был не слишком острый…
Джулиана содрогнулась.
— Понимаете, он затупился, потому что перед этим мы перерезали им немало канатов, да еще подпилили прутья решетки.
Осмелев, Джулиана взяла его за руку и рассмотрела ее поближе.
На лице Кейра не дрогнул ни единый мускул.
— Потом настоящий хирург долго вынимал осколки костей, исправляя работу Раймонда.
Отдавая должное его мужеству, Джулиана крепко стиснула Кейру руку.
— С Раймондом из плена бежали восемь рыцарей, четыре матроса и две старухи, Валеска и Дагна. Никто не погиб. На сарацинском корабле, груженном товарами, мы добрались до христианского порта. Три пальца — небольшая плата за свободу, но Раймонд до сих пор не может себе простить, что так вышло. В общем, плен стал для него суровой школой. Да и сам я изменился. Прежде мне и в голову бы не пришло поступить к кому-нибудь на службу. Я считал, что тем самым себя унижу.
— А теперь?
— Я за Раймонда жизнь отдам, — заявил Кейр, выпятив подбородок. — Плен закалил Раймонда, сделал его таким, каков он есть. Но в то же время перенесенные страдания давят на него тяжелым грузом. Я человек не сентиментальный, но я очень хочу, чтобы Раймонд был счастлив. Не просто доволен или спокоен, а счастлив.
Он поклонился Джулиане, повернулся и пошел прочь.
Она задержалась у бойницы. Увидела, как Кейр вышел во двор, приблизился к Раймонду, и они стали о чем-то оживленно разговаривать, изредка указывая в сторону груженых повозок. Потом Раймонд достал из-под плаща какой-то кожаный мешочек и протянул Кейру. Деньги? Откуда у него деньги? И почему он отдает их Кейру?
Вот Кейр и Раймонд обнялись, и из конюшни вывели прекрасного боевого коня, самого лучшего во всем табуне. Судя по всему, Раймонд решил подарить жеребца другу — даже не спросив разрешения у Джулианы.
Еще вчера она обвинила бы его в воровстве, а сегодня лишь горько вздохнула. Все остается по-прежнему. Конфликт не разрешен. Раймонд думает, что может полновластно распоряжаться в ее владениях, но Джулиана считает иначе. И все же за минувшую ночь что-то изменилось. Их тела нашли общий язык, и Джулиана поняла; вдвоем они сильней, чем порознь. Они смогут не только сохранить свои земли, но и расширить их. И еще создать семью. Такую семью, которой Англия еще не видывала. И Франция тоже.
Сегодня утром Джулиана чувствовала себя словно бы родившейся заново. Она высунула из-под платья кончик ножки, покрутила ею и так, и этак. Вроде бы нога как нога, но на самом деле она тоже новорожденная. И руки. Выглядят по-прежнему, а по сути — это совсем другие, новые руки. Неужели она так изменилась со вчерашнего дня? Несколько простых слов, снежная ванна и страстная любовь — все это сотворило из нее другую женщину. Странное превращение: Джулиана словно распалась на множество кусочков, а потом слепилась вновь, целее прежней.
Чья-то робкая рука коснулась ее плеча:
— Миледи…
Джулиана обернулась и увидела перед собой Денниса. Она улыбнулась ему искренней улыбкой, уже не помня о своих былых сомнениях.
Юноша почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена. По-птичьи склонив голову набок, он вопросительно посмотрел на нее своими яркими глазами, но потом устыдился собственной дерзости, покраснел и потупил взор.
— Миледи, я хотел поблагодарить вас за доброту. — Голос его дрогнул. — Вы относитесь ко мне как к члену своей семьи. — Он запунцовел еще пуще. — Я хотел бы быть достойным такой чести.
— Ты вполне достоин быть членом моей семьи, — сказала она.
Деннис просиял:
— Правда?
— Всякий, кто осмелился противостоять сэру Джозефу, заслуживает уважения.
Тут Деннис смутился, и Джулиана сказала:
— Расскажи мне, что тебя тревожит.
— Лорд Раймонд все время толкует о чести. А что вы об этом знаете?
Она отвела длинную прядь, свисавшую ему на глаза, и задумалась. Деннис скороговоркой сказал:
— Лорд Раймонд говорит, что честь — это такой образ жизни. Лорд Питер научил его, что человек благородный должен думать благородно и действовать благородно.
— Это правда, — кивнула Джулиана. — Но лорду легче быть благородным, чем женщине или, скажем, мальчику. Лорд повинуется лишь королю и закону, а женщина или подросток беззащитны. Им часто приходится гораздо тяжелее, чем высокородному господину.
Деннис кивнул, признав:
— Да, я тоже так думаю.
— Поэтому, если ты, в глубине души боясь сэра Джозефа, все же сумел встать ему поперек дороги, это благородно вдвойне.
Нервно сжимая и разжимая пальцы, Деннис пробормотал:
— А еще я иногда ворую хлеб со стола.
Джулиана поняла, что должна его утешить, ободрить.
— Это потому, что ты голоден?
— Да. Или боюсь, что проголодаюсь.
Страх голода постоянно витал над этим мальчиком, и сердце Джулианы сжалось от сочувствия.
— Ну вот что. Я разрешаю тебе брать со стола столько хлеба, сколько ты захочешь. Теперь ты не будешь чувствовать себя вором.
Он просиял, но тут же снова насупился.
— Да, однако в душе-то я буду знать, что все равно ворую. А лорд Раймонд говорит, что у рыцаря должна быть чистая душа.
Злясь на своего зануду мужа, Джулиана притянула мальчика к себе, обняла его:
— Ты такой юный, что душа у тебя и так чистая.
Он вырвался, всхлипнул и произнес:
— Вовсе нет! Я хотел убить собственного отца за то, что он так обошелся с матерью и со мной. А священник сказал, что за такие мысли я попаду в ад. И еще я хотел убить всех, кто отказывался помогать матери. А лорд Раймонд говорит, что настоящий рыцарь никогда не опускается до низменной мести. Никогда мне не стать таким, как лорд Раймонд, сильным и благородным. Вот теперь ему достались два замка — Лофтс и Бартонхейл, а все потому, что он такой великий воин. Вон какая у него жена, а какие дочери! Благородство души и помыслов вознаграждается по заслугам. А мне никогда не быть таким благородным!