Непокорная невеста | Страница: 7

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Джулиана решительно скинула с себя покрывало, и в ту же секунду незнакомец открыл глаза. Как воин, в любое мгновение готовый к бою, он огляделся по сторонам, устремил взгляд на Джулиану, и глаза его блеснули таким голодным блеском, что Джулиана вновь затрепетала от ужаса. Сейчас ей больше всего требовалась храбрость, а она умирала от страха.

— Хотите пить? — спросил мужчина.

Она кивнула, в который уже раз поразившись тому, что он каким-то чудодейственным образом умеет угадывать ее желания.

— Подогрею вина.

Он сел, потер глаза.

Какие странные у него перчатки — без пальцев. Старые, потрепанные. Почему-то эта деталь придала Джулиане мужества.

— Только не вина, — охрипшим голосом попросила она. — Если можно, воды.

Он встал.

— Я сейчас соберу снега, который намело из-под двери.

Пока он набивал снегом котелок, Джулиана окончательно осмелела и спросила:

— Уже утро?

Мужчина разворошил пепел, нашел тлеющий уголек, стал раздувать пламя.

— Возможно. Нас так завалило снегом, что…

— Мы не сможем отсюда выбраться?

— Да, все засыпало снегом.

Джулиана показала на потолок, куда устремилась струйка дыма.

— Занесло, но не до крыши. Ничего страшного, зато снег защищает нас от холода, с ним теплее.

— Теплее? — невесело усмехнулся незнакомец. — Пожалуй, это слишком смело сказано.

Он налил ей в чашку холодной воды, и Джулиана подумала, что он из-за нее всю ночь мерз. Она вовсе не хотела быть перед ним в долгу, а потому, осушив чашку, встала с постели и накинула ему на плечи шерстяное покрывало.

— Вот, укройтесь.

Он с благодарностью укутался, и Джулиана увидела, что кожа у него синеватого оттенка — совсем закоченел.

— Сядьте на постель, я приготовлю поесть. Какие у вас запасы?

— В деревне я купил каравай хлеба.

— Я его подогрею.

— А в хижине есть сыр, овес, немного лука, вяленое мясо, сушеный горох, сухие фрукты и даже эль.

Она замахала руками:

— Горячего хлеба будет вполне достаточно. — Он взглянул на нее так печально, что Джулиана сжалилась. — Сказать по правде, я тоже ужасно голодна. Пожалуй, можно сварить овсянку с сухофруктами.

— И все? — вздохнул мужчина.

Сейчас он был так похож на ребенка, что Джулиана, не удержавшись, рассмеялась. Это было так неожиданно, что она сама себе поразилась. Ведь она давным-давно не смеялась и даже не улыбалась. Слишком давно. Ей тут же стало не по себе, как будто она совершила какую-то непростительную оплошность. Молодая женщина подошла к сумке, лежавшей на столе.

— Где хлеб? Здесь?

Он выдернул у нее сумку и подтолкнул Джулиану к полкам, висевшим на стене.

— Все съестные припасы, предназначенные для путников, лежат вон там.

— Может быть, нам нужно расходовать пищу осторожнее? Вдруг мы застрянем здесь надолго?

— Мне кажется, ветер стихает. Когда метель закончится, я попробую открыть дверь.

— Правда? — Джулиана молитвенно сложила руки. — Я бы ничего не пожалела, лишь бы поскорее оказаться у себя в замке, в безопасности.

— О какой безопасности вы говорите? Кого вы боитесь?

Я боюсь тебя, хотела она сказать, но не хватило храбрости. Джулиана отвернулась и уставилась на горшки и мешочки с провизией, аккуратно расставленные на полках.

— Здесь, в снежном плену, под моей защитой, вы в полнейшей безопасности, миледи, — насмешливо сказал мужчина.

— Ну разумеется. Я вовсе не имела в виду… Она запнулась, искоса взглянула на незнакомца. Пожалуй, ее предположение справедливо: с этим человеком недавно случилась какая-то беда. Он хорош собой, но уже не первой молодости. На подбородке густая черная щетина, смуглая кожа обожжена солнцем. Вокруг глаз морщинки, в уголках губ — скорбная складка.

Надо попытаться его разговорить, но сначала не мешало бы успокоиться и взять себя в руки. Было бы хорошо завести отвлеченную беседу на какую-нибудь из тем, которые интересны мужчинам. А потом попробовать между делом выяснить, что собой представляет ее похититель.

— А где находился королевский двор, когда вы его покинули? — выпалила Джулиана и тут же обругала себя за излишнюю прямолинейность.

Однако мужчина ответил как ни в чем не бывало:

— Как обычно, король путешествует по Франции, переезжая из замка в замок. Он резв и стремителен, как в юности, хотя молодость его уже прошла. Увы, не находится смельчаков, готовых ему это объяснить. Королевские слуги жалуются, но терпят. Генрих надежно держит власть в своих руках. Никто не знает, куда король пожелает отправиться назавтра.

Просеивая овсяную муку и выбирая из нее камешки, Джулиана прошептала:

— Я вижу, вы неплохо осведомлены о короле, сэр.

— Что вы сказали, миледи?

— Я спросила, какие сухофрукты вы любите. Она сунула руку в кожаный мешок, предусмотрительно завязанный, чтобы в него не забрались мыши.

— Яблоки. После возвращения я все никак не могу досыта наесться добрых английских яблок.

— А разве на том берегу яблоки не растут?

— Не такие, как здесь.

Улыбка его была такой обезоруживающей, что у нее потеплело на сердце. Джулиана бросила в кашу пригоршню сушеных яблочных долек. Запахло так аппетитно, что у нее моментально подвело живот, и Джулиана вспомнила свои давешние опасения по поводу совместной трапезы с дьяволом. Глупости, сказала она себе. Это было помутнение рассудка от голода и страха.

— Я слышала, что королева Элинор вернулась в Англию, — сказала она.

— Это правда, — кивнул мужчина.

— И еще я слышала, что она в ссоре с королем.

— Подобные сплетни распространяются быстрее ветра.

Он взял ложку и помешал кашу. Джулиана ждала, не скажет ли он чего-нибудь еще, а мужчина все помешивал и помешивал.

— Генрих — дурак, — внезапно заявил он.

Джулиана изумленно воскликнула:

— Вы слишком дерзко отзываетесь о государе!

— Я служу Генриху, он мой король, но это не означает, что я не вправе обругать его, когда он глупо себя ведет. — Мужчина скривился. — Разве вы никогда не ругали своего отца или мужа?

— Мои отец и муж не владели всей Англией и половиной Франции, — парировала Джулиана. Взяв каравай хлеба, она огляделась по сторонам:

— А где нож?

Мужчина забрал у нее хлеб, быстро ответив:

— Нет уж, нож останется у меня.

Она вспомнила, как вчера пыталась проломить ему голову, и, смутившись, принялась расставлять тарелки, а мужчина тем временем нарезал хлеб и нанизал ломти на ветку.