— Он такой большой, можно подумать, что злой, — сказал Николас.
— Это все показуха. — Уильям изобразил шутливое презрение к псу. — Мы даже не берем его на охоту, такой он трус.
— Хватит, — упрекнула Сора. — Ты оскорбляешь его чувства.
— Единственное, что оскорбляет чувства собаки, так это, если ее не кормят, — раздраженно заметил Уильям. — Не знаю, зачем вообще мы его держим.
— Потому что ты мягок, — сказал Николас.
— Потому что ты любишь его. — Сора положила Уильяму руку на колено, и он погладил ее.
— Вне всяких сомнений, вы оба правы, — откликнулся он.
— На самом деле, — сказал Николас, снова усаживаясь на место, — я был не очень удивлен тем, что к Уильяму вернулось зрение. Было очевидно, что здоровье его восстанавливается, и до зрения дойдет черед. Что привело меня — так это слухи о его женитьбе.
— А кто вам принес эти слухи? — спросила Сора.
— Ох, разве я не сказал вам? Мне об этом поведал Чарльз. Кстати, он рассказывал об этом так, словно сам находился там, когда все случилось.
— Что и когда случилось? — резко спросил Уильям.
— Когда восстановилось твое зрение. Нет? — Уильям покачал головой, а Николас пожал плечами. — Он пил, ты знаешь, каким он становится. Пьет и разъезжает вокруг, ходит, пошатываясь под весом, я не знаю, какой-то тяжкой ноши, которая отягощает его Душу. И он смущен. Весь его рассказ — некая мешанина Фраз о тебе, об Артуре и какой-то глупости о том, как Артур попытался устроить тебе засаду. — Он замолчал, но Уильям ничего не сказал. Николас покачал головой. — Я действительно удивляюсь Артуру. Он просто мальчишка, на которого легко повлиять. Он никогда и не был похож на мужчину.
— Да, — с горечью в голосе согласился Уильям. — Он был всего лишь мальчишкой.
— Был? — Николас просто подскочил при этой оговорке Уильяма. — Господи, Уильям, что тебе известно?
Раздосадованный тем, что он выдал свою осведомленность, Уильям не нашел способа и дальше отрицать ее.
— Чарльз прав. Артур мертв.
— Нет… нет, ведь то, что излил из себя Чарльз, — это какая-то нелепая история?
— Это очень нелепая история, — согласился Уильям. Он отхлебнул эля и оттолкнул кружку. Он не может позволить себе еще одну такую оговорку. Он забыл, насколько проницателен Николас. Широкоскулое лицо Николаса, неровно поросшее щетиной только что от пущенной бороды, скрывало мощый ум. Его ровный, спокойный характер проявлялся только при случайных вспышках притворной сердечности, но манера вести себя соответствовала скорее пожилому человеку.
Сложение Николаса исключало для него саму возможность ратных подвигов. Плечи его казались не шире, чем бедра, а брюшко свидетельствовало о чревоугодии. Он был лыс, если не считать венчика песочного цвета на затылке и над ушами. Череп его был гладким, и он беспрерывно проверял этот факт, нервно проводя по голове рукою. Из-за светлого цвета кожи он постоянно обгорал и облезал, от раздражения нос его постоянно был красным, но это никак не было связано с пьянством. И в самом деле, он делал себе лишь минимум поблажек, сдерживая свои тайные желания и страсти железной рукой. Только глаза его, в которых горел какой-то внутренний огонь, содержали намек на яркость личности своего хозяина. Они были карими, мягкого оттенка, светлые ресницы, окружавшие их, были короткими, а веки красными от дыма очага. Но когда Уильям вспоминал, какие у него были глаза, то об их неприметном цвете никогда и не помнил. Помнился только освещавший эти глаза огонь.
Сомнения переполняли Уильяма. Сомнения в отношении мотивов Николаса. Сомнения касательно сведений, которые так легко шли прямо к нему в руки. Он почувствовал нежелание рассказывать Николасу о признаниях Артура, и Сора, казалось, была в этом с ним согласна.
— Артур с ума сошел от ревности, — сказала она Николасу. — Он хвастался, какой он умный, что устроил засаду Уильяму и мне.
Николас ничего не сказал, он выжидал, что Сора продолжит свой рассказ, искусно выдерживая паузу и изматывая этим нервы собеседников, но молчание затягивалось. Невосприимчивая к такой тактике, Сора сидела, сложив руки на коленях. Николас состроил гримасу Уильяму, но Уильям успокоился, увидев, как его любимая сбила с толку его проницательного друга.
— Он и вас похитил? — спросил Николас.
— Никто и не говорил, что кого-то похитили, — заметила Сора. — Я сказала «устроил засаду».
— Извините. Из того, что говорили сегодня ваши слуги, я понял, что вы отсутствовали.. Поэтому я предположил…
Теперь он петлял, расставляя слова, как ловушки, но он уже сделал ошибку, и он знал это.
— Теперь вы в безопасности? — прямо спросил он, прокладывая себе путь к выходу из этого разговора. — Такая знатная леди, как вы, всегда будет мишенью для негодяев. Вы хороши собой и являетесь выгодной партией.
— Милорд Уильям позаботится об этом в августе. Уильям рассмеялся, пытаясь снять необычайное напряжение, которое возникло между его женщиной и его другом.
— Ты говоришь это так, Сора, словно в день свадьбы я излечу тебя от твоей красоты.
— Нет, — сказала она с величайшей серьезностью. — Но я уже не буду выгодной партией, если выйду за тебя замуж и ты возьмешь на себя заботу о моем богатстве. А вот тебя это излечит от опрометчивости.
— Пожалей меня, друг мой, — шутливо сказал Уильям. — Она уже меня пилит.
— Это женская особенность. Она тебя пилит, потому что любит. — Николас отвел взгляд от прекрасного лица Соры и увидел, как Уильям неуютно поежился. — Прости ее, тебе никогда не излечить такой замечательной красоты.
Уильям посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки на столе. Она и была красавицей, настоящей красавицей. Превращая обычных мужчин в возвышенных героев, она и не понимала, как один только ее взгляд пробуждал благородство в самых что ни на есть грубых крестьянах Ему хотелось знать, перестанет ли он когда-нибудь восхищаться при виде этого лица мадонны, освещенного непоколебимой смелостью. Он посмотрел на нее и снова был захвачен ее красотой. А правда ли, это он овладел ею? В самом ли деле, это он довел ее до любовного томления? Она выглядела такой невинной, такой чистой, как ребенок, как женщина.
Она слепо доверяла ему, верила каждому слову, что он ей сказал. И все же он нарисовал в ее сознании ложную уверенность. Кто бы ни пытался убить их, он будет на их свадьбе. Он может постоять за себя, но она женщина, хрупкая, утонченная. Через нее он познал чувство обладания, о котором никогда и не мечтал. Его собственная сила не вызывала сомнений, но этот негодяй знал, что она — его уязвимое место. Мысль о Соре, плененной, одинокой, слепой, напуганной, заставила его покрыться холодным потом от ужаса, какой у него не могла бы вызвать никакая угроза. Он сохранит ее в безопасности, решил он. Любым способом он сохранит ее в безопасности.
Потирая руки от прохлады, Сора стащила с себя платье. Одетая в сорочку, защищавшую ее от холода, она юркнула меж простыней в верхних покоях замка. Здесь было уютно; кто-то принес жаровню и позаботился подготовить постель ко сну.