Словно змея, бросающаяся в атаку Николас вцепился ей в горло. Сора в панике ухватилась руками за его запястья, однако сухожилия на руках разъяренного Николаса окаменели. Она отбивалась ногою, однако у Николаса руки оказались слишком длинными, чтоб можно было дотянуться до него. Большими пальцами Николас сдавил ей дыхательное горло, и тотчас агрессивность Соры пошла на убыль. Грудь ее распирал воздух, который был не в состоянии вырваться наружу, и она бешено царапала Николаса ногтями. Отшвырнув Сору как тряпичную куклу, Николас резко перевернул ее, склонился над ней, и тут в уголке сознания ее вспыхнули слова Уильяма: «Делай то, чего от тебя не ожидают».
Колени ее подогнулись, и она рухнула всем своим телом наземь. Вес ее сместился, и пальцы Николаса соскользнули с горла. Она успела сделать выдох, прежде чем он вновь поймал ее и вцепился ей в горло с вполне очевидным намерением, как человек, готовый выполнить свою обязанность, и с удовольствием.
Он ничего не говорил, она говорить не могла. Она поняла, что умирает, потому что услышала, как воздух наполнил тонкий вой. Неужели хлопанье ангельских крыльев напоминает писк комара?
Николас отпустил ее, и она, задыхаясь, рухнула на пол. По мере того, как пульсация крови в голове замедлялась, на ум ей стали приходить мысли о том, что он, вероятно, играет с ней, поджидая, когда она пошевелится, чтобы убить ее. Однако вой становился все громче и превращался в слова.
— Нельзя, милорд. Она же благородная дама. Нельзя убивать даму.
— Болван.
Николас произнес, словно это было какое-то откровение:
— Я могу делать все, что ни пожелаю.
— За ней приедут лорд Уильям. Они захотят повидать ее.
Слова Бронни звучали вымученно и неуверенно, поскольку он возражал тому, кто стоял выше его по положению, и в то же время боялся замолчать.
— Уильям приедет один. Я дам ему посмотреть на труп, а затем…
— Ах, нет, — громко воскликнул пораженный Бронни. — Никто не удержит лорда Уильяма, если он увидит ее труп. И пытаться бесполезно.
Он посомневался и добавил:
— И даже если вам удастся убить его, то мне не хлтелось бы, чтобы эти два привидения поселились в моем замке. Тяжело дыша, Николас метался взад и вперед, взад и перед, двигаясь мелкими, быстрыми шажками. Подойдя затем к Соре и остановившись подле нее, он ногой повернул ее на спину. Она распростерлась на спине, лишь наполовину преувеличивая свои муки и страх.
— Подыми ее, — приказал Николас. — Посмотрим, поумнеет ли она, когда замерзнет и проголодается, а сырость темницы проникнет в ее кости.
— Нельзя ее бросать в эту дыру, — завозражал Бренди — Она же леди.
— Она — мегера, и заслужила свое. Подыми ее!
Ярость Николаса обрела холодность и четкость.
— Или это сделаю я.
Сора подняла руку в мольбе к Бронни, и тот прошаркал к ней.
— Мне жаль, миледи, мне очень жаль, но я к вам не прикасался.
Своими большими руками он схватил ее за плечи и заставил вскрикнуть от боли.
— Прошу прощения, миледи, — снова пробормотал он, и она знаком попросила его помочь.
Осторожными движениями он постепенно ослаблял свои объятия, пока Николас не рявкнул:
— Унеси ее сейчас же!
Бронни одним стремительным движением оторвал Сору от земли.
— Простите, — пробормотал он, неся Сору на руках вслед за Николасом.
Они спустились по потайной лесенке в подземелье, и Бронни вновь попросил прощения:
— Я бы ни за что не посмел прикоснуться к вам, миледи.
Соре все было безразлично. Стремясь сохранить силы для своей последней схватки с Николасом, она была рада теплу и поддержке со стороны Бронни. Она надеялась, что голос не подведет ее — не должен подвести. Голос оставался ее единственным оружием в этой неравной борьбе. Голос и ее голова; а голова, кажется, работала медленно, в ней наступило помутнение от боли и шока.
Вино, пропитавшее дерево, травы, мясо, напоминают о себе слишком долго; запахи кладовой окружили ее. Здесь можно было бы найти люк, который встраивался в пол в любом замке. Люк, который ведет к мучениям и смерти.
Теперь ей надо было заговорить, ей необходимо заговорить с ним. Она прохрипела, бросив пробный шар.
— Николас.
Бронни замедлил шаг, но Николас не ответил. Возможно, он не расслышал; а, возможно, пренебрег ею.
— Николас, — сделала она еще одну попытку, и голос ее прозвучал громко. Тем не менее он еще резал слух хрипел от боли.
— Я хочу, чтобы вы мне дали одно обещание.
Они остановились, все трое, и она услышала скрежет металлической ручки и скрип несмазанных петель. Затем дверь с грохотом рухнула на пол, и пахнуло прокисшим воздухом. Это было смрадное дуновение сырости и ужаса, плесени и страданий.
Сора отшатнулась. Довольный ее реакцией, Николас произнес:
— Могу обещать похоронить вас заживо.
— А там темно?
Слова ее были окрашены сарказмом, и Николас послал ей проклятие. Не устрашась этого, Сора настаивала:
— Я хочу, чтобы вы обещали мне, что не подсадите ко мне Уильяма.
Горло саднило, и Сора поднесла к нему руку, чтобы легче было говорить. Ей необходимо было сохранить голос для последней своей уловки.
— Я ненавижу его. Я убью его, если вы посадите его ко мне.
— Это что еще за фокусы? — скептически поинтересовался Николас.
— Никакие это не фокусы. Мы поссорились. Поссорились перед его отъездом. Неужели вы не помните, как я плакала в лесу?
— В лесу, где я вас поймал? Да, вы плакали.
— Я плакала, пока все глаза не выплакала.
В его интонациях проскользнуло презрение:
— Он вас обожает.
— Уильям требует от меня большего, чем я способна ему дать. Он требует от меня обязательств полностью отдаться ему. Ему нужны и моя душа, и мой разум. Он хочет, чтобы я зависела от него во всем, в то время к ему от меня ничего не нужно. Вы-то знаете Уильяма. В известно, что он ожидает.
Горечь в словах Соры озадачила Николаса.
— Да.
Внимательно смотря на Сору, Николас медленно прошелся по комнате еще раз, туда и обратно.
— Прошу вас, не сажайте его со мною. Я не могу выносить его требований, а он поклялся…
— Заставить вас уступить?
Николас издал злобный смешок, и Сора услышала, как он потирает руки о кожаные панталоны для верховой езды, которые были на нем.
— Очень хорошо. Очень, очень хорошо. Подавай веревку, Бронни, и спускай ее.
Бронни в ужасе залепетал: