И несмотря ни на что, Эми считала это вполне справедливым.
– Я скажу ему. – Она взяла письмо. – Но только я не понесу никаких чашек.
– И правильно. У меня осталось не так уж много чайной посуды. – Мисс Викторина прохромала в свою спальню с таким видом, будто ничто в мире ее не волновало.
Эми встала, расправила складки юбки и убедилась в том, что вырез платья достаточно закрывает ее грудь. Она выглядела вполне прилично. Платье, правда, когда-то принадлежало мисс Викторине, но даже самый скромный вырез мог обнажить больше, чем она хотела. Набросив на плечи шаль, она завязала ее узлом на талии. В последние два дня это вошло у нее в привычку. Хотя они с Нортклифом больше не заводили неприличных разговоров и он старался держать при себе свои шокирующие замечания, в его присутствии она все еще чувствовала себя неловко. Что-то в нем настораживало.
Вызывало беспокойство.
Лишало сна.
Он больше не говорил о своем желании, но женская интуиция подсказывала ей, что она по-прежнему его привлекает, и она призналась себе, правда, неохотно, что и она чувствует себя странно. Словно у нее что-то вроде несварения желудка. Она ловила себя на том, что часто поглядывает на него исподтишка, и замечала, что и он на нее смотрит. А когда он с ней заговаривал, то тон его голоса заставлял ее корчиться, ерзать и глупо улыбаться, будто она была кокетливой школьницей. Все это было неловко, а она ненавидела неловкость. Ненавидела все, что к нему испытывала.
Когда Эми увидела его в первый раз, ей хотелось только похитить его, получить за него выкуп и уехать вместе с мисс Викториной куда-нибудь подальше. А о нем она думала лишь как о подлом человеке, который был средством для достижения ее цели.
А теперь она только о нем и думает.
Она определенно никак не может от него избавиться.
Жизнь до встречи с Джермином Эдмондсоном, маркизом Нортклифом была такой простой!
В прошлый раз, когда пришел отказ платить выкуп, она спускалась в погреб с трепетом.
Сейчас ее вид был вызывающим.
Нортклиф сидел, откинувшись на две подушки, и делал вид, что читает, но она знала, чувствовала, что он настороже. Эми остановилась возле дальней стороны стола и погрозила ему пальцем.
– Лорд Нортклиф, каким же вы, должно быть, были беспокойным племянником, если вашему дяде все равно, умрете ли вы или будете жить?
Он поднял на нее глаза. Он был как-то неестественно спокоен.
– Джермин, – сказал он.
– Что? – О чем он говорит?
– Меня зовут Джермин. – Он положил книгу на край стола. – И мне очень хочется, чтобы вы называли меня по имени.
Такого поворота она не ожидала. Он знал, что сегодня должен был прийти ответ от мистера Эдмондсона, и должен был потребовать, чтобы его немедленно освободили. А он вместо этого желает побеседовать?
«Может быть, – подумала она, – долгое бездействие сказалось на его умственных способностях?»
– Ваше имя меня не интересует, милорд.
– Правда? Странно, леди Презрение, потому что ваше меня очень интересует. – Он откинулся на подушки. – Позвольте узнать его?
– Вы знаете, как меня зовут.
Что кроется за этим неожиданным интересом к ее имени? Неужели он каким-то образом раскрыл тайну ее прошлого?
Нет. Это невозможно. Он сидит здесь взаперти уже шесть дней и не мог ничего узнать. Если только ему не рассказала мисс Викторина. Но она поклялась, что будет молчать, а Эми ей доверяла.
– Скажите мне ваше настоящее имя, прошу вас. – Он говорил как человек, который привык, чтобы ему подчинялись.
– Нет.
– Чего вы боитесь?
Чего она боится? Она боится вернуться в Бомонтань, где ей придется вести жизнь принцессы, соблюдая глупые приличия, а потом выйти замуж неизвестно за кого. Боится пули наемного убийцы. Боится оставлять мисс Викторину.
Она боялась и Джермина, и его влияния, потому что он заставлял ее хотеть того, чего она не хотела до встречи с ним.
– Я ничего не боюсь, милорд. – Она улыбнулась, чтобы скрыть ложь. – У меня есть новости о вашем освобождении. Разрешите продолжить?
– Прошу. – Он снисходительно махнул рукой.
Он прикован цепью к койке в погребе домика на острове Саммервинд. Его одежда помята. Его лицо заросло неопрятной щетиной. При всем этом он выглядел человеком, пренебрегающим весьма непривычными для него условиями жизни и неприглядной внешностью. Как ему это удавалось?
И почему это производит на нее сильное впечатление?
– Ваш дядя опять отказался платить выкуп.
– Как вам могло прийти в голову, что такая глупая девчонка, как вы, сможет с успехом шантажировать маркиза Эдмондсона или его представителя?
Его явная снисходительность пробудила в ней прежнюю враждебность.
– Мой план правильный. Это у вас с вашим дядей извращенный ум. И что вы вообще имели в виду, назвав меня глупой девчонкой?
– А то, что вы и вправду глупая девчонка. Вы не понимаете, какие силы вы вызвали к жизни. – Он улыбнулся так уверенно, что ей захотелось влепить ему пощечину. – Подойдите поближе, и я вам покажу.
Неужели он собирается превратить эту ссору в попытку сближения, флюиды которого уже и так витали в воздухе?
– Ну вы и грубиян! Вы не доверяете женщинам.
– А почему я должен им доверять? – насмешливо спросил он. – Потому что они меня похитили и заперли в подвале?
– Это сделала я. А я не типичная хорошо воспитанная англичанка, так что не гожусь как пример. Вы просто уходите от ответа. А он очевиден: вы не любите женщин.
– Мужчина, который использует женщин для дружеского общения, обрекает себя на мучения.
– На мучения? – Его комментарий поверг ее в изумление.
– Мужчины и женщины непохожи. Женщина – беззаботное, яркое и красивое существо, созданное для того, чтобы разбивать сердце мужчины. В мире мужчины небо голубое, а клятвы вечны. А в мире женщины… – Он покачал головой, и насмешка превратилась в гримасу. – Я никогда не имел возможности хотя бы украдкой заглянуть в мир женщины, так что я не знаю, каков в нем цвет неба. Но точно знаю, что ее клятвы никогда не бывают вечными.
– Не понимаю.
Однако Эми поняла, что их ссора превратилась в нечто другое. Нечто мучительное. Нечто личное. Подавшись вперед, Джермин спросил:
– Когда вы были ребенком, ваша мать говорила вам, что она вас любит?
– Моя мать умерла, когда рожала меня.
– Вам повезло. – Он снова откинулся на подушки. Она испытала настоящий шок.
– Милорд, это жестоко.