Миллисент слабо возразила:
– Но ведь я не принцесса.
– Вы хозяйка, – многозначительно произнесла Клариса.
– Да, это верно. – Миллисент задумчиво пригладила выцветший подол платья.
Сделав глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, Клариса приступила к главному:
– Но я искала встречи с вами не затем, чтобы утомлять вас разговорами о красоте.
Клариса прыснула, чтобы Миллисент не приняла ее заявления всерьез.
– Понятно. Итак, чем я могу вам помочь? – Миллисент пристально смотрела на собеседницу.
– Хотелось бы знать, была ли когда-нибудь у вашего брата… – Клариса глотнула чаю и едва не вскрикнула, потому что обожгла язык. – Интересно, была ли у лорда Хепберна… Ходили ли разговоры о…
– О помолвке? – догадалась наконец Миллисент.
– Да! Именно! О помолвке. – Клариса снова глотнула чаю, но уже осторожно, чтобы смочить пересохший рот. – Я подумала, что, возможно, мне стоит присмотреться к дебютанткам, чтобы увидеть ту, которая ему подходит, – торопливо пояснила она. И тут же смутилась. Ибо Миллисент не могла не понимать всю лживость и абсурдность подобного объяснения.
Клариса была влюблена в Роберта, а влюбленность и глупость – две стороны одной медали.
Но Миллисент даже глазом не моргнула.
– Я так не думаю, но спасибо, что спросили. Роберт ни к одной юной леди никогда не относился серьезно. Однако человек он весьма решительный. Он сам выберет себе жену, я знаю брата. В женщинах он ценит доброту и жизнерадостность. А вот приданое и отношения с ее родственниками Роберта нисколько не интересуют.
– Хорошо. Это хорошо. Я хочу сказать… – Господи, какой дурой она себя чувствовала! – Это хорошо, потому что он выглядит таким… одиноким.
– Да. Я постоянно за него переживаю, особенно с тех пор, как он вернулся с войны. Но за последние несколько дней он изменился к лучшему. Не хмурится, как раньше, и жизнь в нем бурлит. Признаться, я боялась, что больше никогда его таким не увижу. – Миллисент протянула Кларисе блюдо с угощением – Печенье?
– Нет, спасибо. – Усталость прошлой ночи внезапно начала сказываться, и Клариса едва одерживалась, чтобы не зевнуть. В глаза хоть спички вставляй. – Мне надо прилечь перед балом.
– Конечно. – Миллисент проводила Кларису взглядом. На губах ее играла улыбка. Выбрал ли Роберт себе невесту? Миллисент считала, что выбрал. Она также считала, что внесла свой значительный вклад в то, чтобы этот выбор состоялся.
Бальный зал был в полном порядке. Настало время привратникам переодеться в парадные ливреи, горничным – идти помогать дамам с нарядами и прическами, а повару приниматься за приготовление ужина. Но вначале… Миллисент поднялась и хлопнула в ладоши.
– Пойдите выпейте чаю. И помните, сегодня семейство Маккензи полагается на вас. На вас всех. А теперь поторапливайтесь!
Слуги пошли пить чай.
Миллисент с улыбкой смотрела им вслед. С помощью слуг и принцессы Кларисы, даст Бог, бал пройдет гладко. Миллисент чувствовала себя гораздо свободнее, чем обычно перед балом, хотя и не посмела бы притвориться принцессой.
За спиной у нее раздался голос Роберта:
– Миллисент, ты не поможешь мне?
Миллисент вздрогнула от неожиданности, стремительно обернулась и прижала руку к груди.
Он был одет скромно, как простой помещик, в коричневый твид и черные сапоги. Взгляд у него был прямой и пристальный, выражение лица – серьезным.
– Разумеется, помогу. Выполню любую твою просьбу. – Миллисент обвела взглядом пустой зал и сказала: – Пойдем в мою гостиную. – И повела его в небольшую комнату, выходившую окнами на восток.
Хепберн жестом пригласил сестру сесть на диван и сел рядом с ней. Наступило неловкое молчание.
Как бы поступила принцесса? Предложила бы свою помощь. Миллисент набралась храбрости и спросила:
– Роберт, что у тебя случилось? Я непременно тебе помогу, если это в моих силах.
Он встал и пристально посмотрел на нее.
Что-то она сегодня слишком храбрая.
– Если, конечно, ты готов принять мою помощь.
Роберт хотел взять ее за руку, но не посмел и убрал руку. Тогда Миллисент схватила его руку и пожала.
– Я всегда рада тебе помочь.
– Ты и в самом деле мне помогаешь. Постоянно. Ведешь хозяйство, после смерти отца весь дом на тебе. – Роберт с горечью усмехнулся. – Ты растила Пруденс после моего отъезда, и я не настолько глуп, чтобы думать, будто отец тебе в чем-то помогал.
Миллисент никогда не жаловалась – никому нет дела до повседневных забот старой девы.
– Мне было не так уж трудно. – Роберт пропустил ее ложь мимо ушей.
– Каким ужасным человеком был отец! – Миллисент и Роберт сидели рядом, глядя прямо перед собой. Оба хорошо помнили человека, который постоянно портил им жизнь. Отец был солдафоном, отдавшим службе в армии многие годы. Он получил дворянский титул случайно, в результате целой серии несчастий с прямыми наследниками. Он был совершенно не подготовлен к той ответственности, которую налагает привилегированное положение в обществе и богатство, но в то же время хорошо понимал свой долг перед семейством Маккензи. Он должен был продолжить род. Он женился на матери Роберта, девушке из знатной, но обедневшей семьи, бесприданнице, и результатом регулярного выполнения Хепберном-старшим супружеского долга стало шесть беременностей его супруги. Три из них закончились выкидышами. Она умерла, рожая Пруденс, и Миллисент горько оплакивала смерть матери, ибо мать была единственной защитницей детей, она одна стояла между детьми и их отцом. Разумеется, отец счел слезы Миллисент проявлением слабости и воспринял их с раздражением и досадой.
– Как ты пережила все эти годы один на один с ним? – спросил Роберт.
Миллисент испытывала неловкость. Роберт никогда не был с ней настолько откровенен.
– Мне не следует жаловаться. В конце концов, он мой отец и я должна почитать его.
– Ты его дочь, и он обязан был заботиться о тебе. Обо всех нас Но он сделал из нас козлов отпущения, мальчиков для битья.
Миллисент была потрясена тем, что Роберт наконец высказал то, что они всегда думали. Но его признание освобождало ее. Теперь она чувствовала себя вправе выразить брату сочувствие, которое до сих боялась выказывать, дабы не задеть гордость Роберта.
– Он никогда не порол ни меня, ни Пру. Он только тебя бил розгами. Прости, что не могла его остановить.
– Он и тебя хлестал. Правда, не розгами, а словами. Но я, к несчастью, не мог тебя защитить.
– Я знаю, ты меня жалел.
Когда Роберт уехал из дома, проданный в армию, словно рекрут из крестьян, а не сын лорда, Миллисент придавали мужества только воспоминания о матери. Держась за них как за соломинку, она встала между Пруденс и отцом. И обычно ей удавалось уберечь Пру от злобы отца, принимая все удары на себя.