– Оборона – это дело мужчин, – живо возразил он.
– Я поручила это двум мужчинам, и оба они не справились.
Покраснев, он отвернулся.
– Прошу меня простить. – На этот раз она положила руку ему на плечо. – Вы оправдали мои ожидания и одним своим присутствием отогнали опасность, но больше мы на вас полагаться не можем. Вся деревня знает, что Хью победил вас. Скоро это станет известно любому заезжему торговцу, и слух пойдет по всей Нортумбрии. Я, разумеется, не ношу доспехов, но мои меры безопасности основываются на способности все налаживать и устраивать, и в этом я сильнее любого мужчины.
Скинув ее руку со своего плеча, он раздраженно спросил:
– А если вы в этом так сильны, миледи, какой вам толк от мужчин?
На этот раз он заметил, он увидел отчетливо, что в ее глазах вспыхнул интерес, а потом она осторожно потрогала ему ребра:
– Вам очень больно?
Это не был ответ на его вопрос, и он кротко заметил:
– Я могу исполнять свои обязанности.
– Хорошо. – Она бегло коснулась пальцами его бедра. – Хорошо.
В задумчивости Элисон вышла из комнаты.
Женщине всегда нужен мужчина. На это есть по меньшей мере одна причина, и, судя по выражению лица леди Элисон, Дэвид готов был поклясться, что она решила испытать его на этот предмет.
– Миледи прислала меня с подносом.
Дэвид перестал созерцать темноту под пологом постели и обратил свой взор на Эдгара. Мальчик стоял в дверях с подносом, нагруженным всякой снедью. Он вошел, поставил поднос на стол у постели и принесенной им с собой свечой зажег на столе уже припасенные Хетти свечи.
На лице его Дэвид заметил упрямое недовольство. Ему не хотелось быть здесь. Он не хотел служить падшему герою и не скрывал этого.
Хуже всего было то, что Дэвид сам не желал, чтобы ему служили из-под палки. Каким унижением было для Эдгара прислуживать человеку, которого все считали трусом! Но если леди Элисон приказала ему служить Дэвиду, то им обоим ничего не оставалось делать, как повиноваться. Дэвид взбил подушки, положил их себе под спину и без выражения сказал:
– Давай его сюда.
Эдгар медленно приблизился вновь к постели. Он не сводил глаз с содержимого подноса.
Разложенные на нем деликатесы изумили и Дэвида. Уха в горшке, благоухающая травами. Хлеб с ароматом шафрана. Молодое-вино, нарезанная тонкими ломтиками и украшенная листьями мяты баранина на серебряном блюде вместе со сливочным сыром.
– Бог мой! – в недоумении воскликнул Дэвид. – Уж не праздник ли какой сегодня?
– Миледи говорит, что вам необходимо укрепить свои силы.
– Для борьбы.
Эдгар тихонько хихикнул. Дэвид схватил его за тунику и притянул к себе.
– Почему ты смеялся?
– Я не смеялся.
– Ложь. – Отпустив его, Дэвид взял поднос. – Ты разочаровался во мне и думаешь, что это освобождает тебя от твоей клятвы?
– Нет. – Голос Эдгара сорвался. – Но я не хочу, чтобы вы били меня за то, что я думаю.
– А как часто я это делал?
Эдгар заметно смутился.
– Никогда. – Он соскочил с табурета и отступил на безопасное расстояние. – Ну да, я смеялся над вами. Сейчас над вами все смеются.
Дэвид поставил поднос на колени и, развернув, встряхнул салфетку.
– Потому что я сегодня потерпел неудачу?
Эдгар засунул руки под мышки и съежился.
Чувство унижения снова начало терзать Дэвида. Он с силой сжал в руке ложку.
– Если ты не хочешь находиться здесь со мной, почему ты не уходишь?
– Они и надо мной тоже смеются.
Дэвид взглянул на дверь. Ну конечно. Разочарованная замковая прислуга должна же на ком-то вымещать свой гнев. Дэвид был для них недосягаем, так кто же лучше, чем его сквайр, мальчишка, да еще незаконнорожденный, который не в состоянии защититься от насмешек.
Теперь Дэвид действительно презирал себя как труса, обрекшего ребенка на поругание. Он решил возместить ему это.
– Хочешь мне что-нибудь сказать?
– Нет, – пробормотал Эдгар.
– Еще одна ложь, – упрекнул его Дэвид.
У Эдгара сверкнули глаза.
– Ну и что же? Вы тоже мне лгали.
– Когда?
– Когда позволили мне думать, что вы – легендарный рыцарь.
С трудом овладев собой, Дэвид гневно сказал:
– Не я сочинил эту легенду, и не я ее рассказывал. Если я и позволил тебе что-то думать, это то, что я величайший воин в христианском мире.
– Это интересно!
Эдгар произнес это слово с откровенным презрением, и Дэвид понял, что с любым другим человеком в замке ему было бы легче. В конце концов, взрослые умеют притворяться. Одиннадцатилетний Эдгар проявлял жестокую откровенность, и Дэвид почувствовал себя вынужденным смягчить его негодование.
– Некогда я и правда был великим воином.
– Я и этому должен верить?
Дэвид старался сдержать свой ставший внезапно неуправляемым гнев.
– Повежливее! – предупредил он.
Эдгар еще больше съежился.
– Не жалуйтесь на меня миледи!
– А я когда-нибудь жаловался? – Дэвид отломил кусок хлеба и намазал его сыром. – Хочешь? – он протянул кусок Эдгару. – Вкусно.
– Я не голоден. – Эдгар бросил на него вызывающий взгляд. – Нет, это неправда.
Дэвид выжидал, но Эдгар промолчал.
– А что же правда? – спросил Дэвид.
– Я не могу вам сказать.
– Почему?
– Потому что вы велели мне быть вежливым.
Он был зол и так умело терзал Дэвида своей злостью. Он напомнил ему о дочери, и впервые после падения на сердце у Дэвида полегчало.
– Сложно получается, да? Ладно, забудь о вежливости.
– Я не хочу есть с вами, – быстро ответил Эдгар с явным удовольствием.
– Гм-м-м, – Дэвид намазал сыром еще кусок. – Это трудно. Трудно есть с одного подноса с врагом. Вот почему, когда враги садятся за стол, вражде конец. Но только на этот случай. Садись ешь, а завтра снова можешь меня ненавидеть. – Окунув кусок хлеба в уху, Дэвид шумно втянул в себя жидкость. – Очень вкусно! – Он повторил это еще раз, а потом, подцепив ножом кусок баранины, помахал им, чтобы запах долетел до Эдгара. – Бьюсь об заклад, и это недурно!
Эдгар не мог дольше противиться. Как пажу, ему доставался за столом последний кусок, а есть хотелось всегда. Когда Дэвид положил на хлеб кусок баранины и откусил, Эдгар сдался. Он влез на кровать и сел лицом к Дэвиду. Тот благоразумно хранил молчание, пока они вдвоем не уничтожили почти все, что было на подносе.