– Вероятно, это был любимый монстр Брюса. – Динка заметно оживилась, вероятно, вновь ощущая себя внутри одной из своих любимых компьютерных игр. – Граф всегда держал его рядом и натравливал на неугодных посетителей.
Все помолчали. В парке клубилась темнота, не доносилось ни звука.
– А ты, Северин, что думаешь? – спросил Глеб.
– Духи у нее очень стойкие, – невпопад ответил парень, – она уже ушла, а розами пахнет так же сильно, как и раньше.
Глеб поднялся.
– Пойдемте, завтра нормально оглядим округу, – предложил он. – Сейчас не время обсуждать наши планы.
То, что его мнением Глеб не поинтересовался, ничуть не удивило Яна.
Он тоже поднялся со скамьи и направился прочь от корпуса.
– Ян, ты куда? – окликнула его Александра.
– Прогуляться, – буркнул он, краем уха уловив, что Глеб что-то прошептал на ухо Саше.
Не нужно быть волшебником, чтобы догадаться: Глеб предложил поговорить в номере и без потенциального предателя, способного донести их планы до противоборствующей группы.
Ян завернул за угол одного из корпусов и остановился, прислонившись спиной к стене. Как же ему надоели подобные предубеждения! Они преследовали его всю жизнь, с тех самых пор, как он осознал, что не похож на других, что обладает особыми способностями.
Когда Ян впервые заговорил об этом со своими сверстниками, те испугались, а испугавшись, принялись его высмеивать, маскируя смехом собственный страх.
В школе парня прозвали Вороной, с удивительной точностью угадав его излюбленный образ. Ворона, вернее, ворон и вправду был любимой птицей Яна, именно этот облик он принимал, когда требовалось выйти из своего тела. Парень еще помнил то удивительное чувство, которое охватило его, когда это случилось впервые.
Ему был лет десять. В те дни он долго болел.
Однажды, в период кризиса, когда температура поднялась градусов до сорока, а может, и выше, Яну померещилось, что он вышел из тела и стал птицей. Вороном он облетел знакомый двор, наслаждаясь невиданной легкостью. Небо манило, обещало безграничный простор и свободу делать все, что угодно. Он мог бы не возвращаться, но вспомнил о доме, о маме – и вернулся.
В комнате сидел папа. Пощупав лоб сына, он кивнул головой.
– Ну вот, жар спал, – произнес он с облегчением, но тут же с искренней грустью добавил: – И почему ты растешь таким хлюпиком?… Да кому нужны эти таблетки? Нужно закаляться и владеть силой духа, понимаешь?
Справедливости ради, сам отец действительно обладал этой силой духа. Успешный бизнесмен, владеющий крупной транспортной фирмой, не слишком харизматичный, зато упертый, весьма сильный и бодрый в свои неполные сорок, он смотрел на тощего, несуразного сына со смесью удивления и брезгливости.
«Иногда мне кажется, что ты не мой сын», – сказал отец однажды. Всего однажды, но Ян запомнил эти слова. Они всегда звучали в его голове.
Тогда мальчик не смог ответить отцу, но сейчас он знал ответ.
– Я другой. Я тоже сильный, просто другой, – прошептал Ян.
Он медленно провел рукой по неровной штукатурке, возвращаясь в текущий миг, и вдруг понял, что уже не один.
Девушка шагнула из тьмы и остановилась прямо напротив него.
С минуту они неподвижно стояли друг напротив друга, как противники перед опасным поединком.
– Зачем все это? Чего ты хочешь? – спросила она, сжав рукой плечо Яна.
Ее рука оказалась неожиданно сильной и действительно, как и отмечал Северин, пахла розами.
Ян вздохнул.
– О чем ты, Маша? Я тебя не понимаю.
– Чего ты добиваешься? На чьей ты стороне? – настойчиво повторила она, встряхнув его.
– Ого! – Ян потер плечо. – Я, конечно, знаю, что неотразим, но, честно говоря, девушка впервые пытается добиться меня силой!..
– Ты… – Мария вдруг замолчала.
Неподалеку послышалось шуршание чьих-то шагов.
– Ян? Ты здесь? – окликнул его Сашин голос.
– Здесь! – подтвердил он, злорадно косясь на дознавательницу и жалея, что не может разглядеть в темноте разочарование на ее прекрасном лице.
Рука, сжимавшая плечо, разжалась. Маша исчезла так бесшумно, словно ее и не было.
– Ты вовремя, – усмехнулся Ян навстречу Александре.
Но та не обратила на эти слова внимания, девушка выглядела очень серьезной и сосредоточенной.
– Ян, я хотела с тобой поговорить, – сказала она, пытаясь в темноте все же вглядеться в его глаза. – Мне не нравятся твои отношения с Глебом. Между вами словно кошка пробежала.
Ага, вот именно. Рыжая кошка, так ее и можно назвать. Забавно.
– Я, конечно, сейчас скажу, что это – мое дело, – Ян отломил от куста веточку и принялся вертеть ее в руках. – А ты ответишь, что нет, потому что отношения в коллективе влияют на выполнение нашей миссии и все такое прочее.
Саша молчала.
– Почему ты такая правильная? Тебе не кажется, что пора уже сбросить эту оболочку и стать настоящей? Вспомни, какой ты была до того, как с твоей семьей случилось несчастье! – Теперь Ян наступал на нее, а она бессильно пятилась.
– Не знаю… Я стала другой, – голос Александры был едва слышим.
– Глупости! Просто позволь себе оттаять! – Он поймал ее тонкие пальцы, удивившись, какие они холодные.
– Я… я лучше пойду! – девушка отстранилась и вырвала руку.
Это не способ решать проблемы, но Яну вдруг стало безумно ее жалко. Она все еще корит себя за старую вину. Никто не накажет человека страшнее, чем накажет себя он сам.
– Саша, – негромко окликнул девушку Ян. – Я не хочу давить на тебя, у тебя есть время. Но, пожалуйста, подумай и прими себя такой, какая ты есть! Очень прошу! А с Глебом у нас все уладится, не волнуйся, мы оба слишком умны, чтобы натворить непоправимых дел.
Кажется, она кивнула, но утверждать это Ян не мог – уж слишком легко ошибиться в темноте.
Затем послышались легкие шаги. Александра ушла.
– И ты считаешь, Яну можно доверять? – Глеб, нахмурившись, смотрел на Сашу.
Они собрались вчетвером в тесной комнате Глеба и Северина, чтобы еще раз обсудить дальнейшие планы.
– Я считаю, он не способен на предательство, – ответила девушка, не отводя взгляда.
Они сидели на узких, почти казарменного типа, кроватях друг напротив друга: девочки отдельно, мальчики отдельно.
– Это потому, что он тебя спас? – снова спросил Глеб.
Девушка поежилась. Глеб не мог знать, что именно она видела, когда находилась между жизнью и смертью, но эти воспоминания мгновенно изменили ее лицо, разом заострив черты, подернув взгляд отчаяньем и безнадежностью. Видимо, это было по-настоящему страшно.