Она не смогла сдержаться и едва не рассмеялась над его жалким сравнением.

— Ты никогда не станешь поэтом.

— Я много кем не стану, но твоим любовником буду непременно, моя леди. — Он, как вчера, сорвал с ее головы платок. — И довольно скоро.

Эдлин уже стала надоедать его привычка сдергивать с ее волос головной убор, и она ухватилась за платок, пытаясь вернуть его на прежнее место. Хью отбросил ненужную вещь в сторону и запустил пальцы в ее волосы. Она все еще сердилась на него за прошлую ночь, но ей приходилось очень стараться, чтобы ее враждебность не улетучилась. В это утро он был совсем другим — нежным, уверенным, а на солнце казался даже веселым, исчезло самодовольство, так раздражавшее ее.

— Нам надо уйти отсюда, — сказала она, взывая к его рассудку. — А то кто-нибудь может пройти мимо и увидит тебя.

— Угу. — Он уткнулся лицом в ее волосы, совершенно не собираясь двигаться с места.

— Хью, ну пожалуйста.

Он отвел с глаз пряди совершенно растрепавшейся косы Эдлин.

— Мне нравится, когда ты просишь меня.

— Тогда я умоляю тебя. Давай войдем внутрь. Я помогу тебе.

— Я не нуждаюсь в помощи. Я здоров и силен, как прежде.

— Да уж, — сказала она с сомнением. Она не знала, что предпринять, чтобы привлечь его внимание к тому, что ситуация весьма опасна. — Сначала сюда придут монахини-лекарки за травами и снадобьями для своих больных, да ты и сам знаешь это, и…

Поймав ее за подбородок, он наклонил ее голову вниз, притянул к своему лицу и поцеловал. Этот поцелуй не был таким же приятным, как в предыдущую ночь. Сегодняшний оказался из тех, от которых потом остаются синяки, — необычайно сильный, и вовсе не в духе шутливости, которую он проявлял накануне.

Когда он дал ей наконец возможность поднять голову, она осторожно дотронулась до своих губ.

— Зачем ты сделал это? Мне больно.

Он не отвечал и только пристально смотрел на нее.

— Твои губы опухли. — Казалось, это было ему зачем-то необходимо.

— Я думаю! — Ей не понравилось торжествующее выражение его лица, которое весьма разнилось с участливым выражением глаз. Это было так странно.

Потом он неожиданно перевернулся, опрокинув ее на землю, повернул ее как куклу сначала на одну сторону, потом на другую. Она почувствовала, как в ее платье вонзилась солома с дорожки, потом ее плечи и бедра раздавили маленькие посадки тимьяна и утонули во влажной земле.

— Ты что, с ума сошел? Что случилось?.. — закричала она и услышала голоса по ту сторону ограды. Они, несомненно, приближались к ним. — Послушай! Немедленно отпусти меня!

Но он схватил ее за руки, которыми она суетливо размахивала.

— Нам срочно надо поставить тебя на ноги, — что он и сделал без малейших затруднений.

А потом он держал ее, когда она попыталась драться. Просто удерживал на месте. Она окончательно утратила понимание происходящего.

— Хью! — Эдлин попыталась пустить в ход кулаки. — Хью, ты…

— Ага, вот и они! — прогремел вдруг голос Уортона.

А леди Бланш тут же добавила:

— Я же всегда говорила вам об этом, леди Корлисс!

По-прежнему крепко удерживаемая Хью, Эдлин рвалась в разные стороны. Со стороны садовой калитки на нее уставилось множество глаз, в которых отразились и шок, и ужас, и плохо скрытое ликование. Среди них — добрая половина монахинь, несколько монахов, леди Бланш и Уортон, барон Сэдинтон. И настоятельница, которая стояла и перебирала четки!

7.

— Я не сделала ничего дурного. — Эдлин сидела на скамье в центре площади и уже в который раз повторяла эти слова с тех пор, как началось это намеренно издевательское расследование. Все собрались вокруг Эдлин и ее обвинителей, все монахини из женского монастыря, все монахи из мужского, все слуги, все крестьяне и все больные, кто смог приковылять, стояли плотной стеной вокруг нее, и Эдлин казалось, что этот круг неумолимо сужается.

— Тогда откуда на вашей спине следы грязи, солома и пятна от свежей травы? — торжествующим взглядом обвела всех присутствующих леди Бланш, скривив губы в осуждающей усмешке. — Мне это кажется несомненным свидетельством вашего дурного поведения.

— Все потому, что он… — Эдлин в ярости ткнула пальцем в направлении Хью, пристойно сидевшего напротив нее, — пытался создать для всех впечатление, что мы в грязи занимались блудом, вот почему! Но я утверждаю, что этого не было!

Леди Корлисс сидела в мягком кресле с высокой спинкой, которое слуги принесли из ее комнаты. Возле нее стоял аббат, не только придавая своим авторитетом значимость этой процедуре, но и для того, чтобы поддержать советом леди Корлисс в случае, если он ей потребуется. Настоятельница ни о чем не спрашивала ее. Она просто молчала. И не потому, что она верила или не верила Эдлин. Она наблюдала за событиями и что-то решала про себя. Она позволяла леди Бланш и ее жалкой служанке сочинять небылицы о якобы недостойном поведении Эдлин, однако при этом выражение лица леди Корлисс не изменялось.

Леди Бланш захихикала фальцетом и долго не могла остановиться.

— Зачем же этому мужчине понадобилось забираться так далеко, чтобы подорвать вашу репутацию?!

Эдлин поклялась говорить правду, хотя ее слова могли прозвучать довольно глупо.

— Потому что он хочет взять меня в жены, — угрюмо сказала она.

— Зачем ему покупать корову, когда он может пить молоко бесплатно? — раздался громкий голос барона Сэдинтона.

Взрыв презрительного хохота толпы едва не сдул Эдлин со скамьи, и ей стоило больших усилий, чтобы сдержать горькое чувство обиды. О, как она ненавидела этого лорда! Она лишила его порции макового сиропа, и теперь он с удовольствием отыгрывался на ней.

Группа мужчин-воинов — Эдлин определила род их занятий без труда — стояла позади, безмолвно и угрюмо наблюдая за происходящим разбирательством. Похоже, по всей округе успела распространиться весть о том, что в монастыре Истбери ожидается развлечение. Неужели она настолько опозорена, что вся Англия должна узнать об этом? Неужели она так ужасно вела себя здесь, что никто так и не заступится за нее?

Хью поднялся, и группа незнакомых мужчин придвинулась ближе.

— Я умолял леди Эдлин выйти за меня замуж, и то, что она сказала, — чистая правда. У нас не было таких отношений, какие бывают между мужем и женой. Я всегда с должным уважением относился к ней.

Необыкновенно благородно, язвительно подумала Эдлин. Очевидно, он рассчитывал своим заявлением исправить содеянное. Он — разрушитель ее жизни, которую она с таким трудом создала на пепелище! Он умышленно поставил ее в зависимое положение от себя, мужчины и воина, чтобы завладеть ею силой.

— Кто вы такой? — спокойно спросила леди Бланш. — Как вы оказались в нашем монастыре?