Эдлин могла засвидетельствовать, что ему это не понравилось. Возможно, на самом деле ему было неприятно то обстоятельство, что его укоряла женщина; кроме того, он, несомненно, не заботился о том, погубил ли он репутацию Эдлин и ее доверие. Просто он хотел добиться своего любыми возможными способами, не особенно задумываясь, что будет дальше.
— Как бы то ни было, аббат Джон готов объявить о вашем вступлении в брак. Он огласит в церкви ваши имена трижды в три последующие воскресенья…
Хью прервал ее чуть ли не на полуслове:
— У меня нет времени на оглашение имен в церкви.
Теперь напряглась Эдлин. Только что леди Корлисс заслуженно отчитала его так безжалостно, как никого прежде, и после того, как она все-таки решила дело в его пользу, он беззастенчиво заявляет, что этого ему недостаточно.
Он, впрочем, дал объяснение:
— Я слишком долго отсутствовал после битвы, и мне необходимо до наступления осени вступить во владение своими землями. Мне надо отправляться как можно скорее.
— Я никуда не поеду без своих детей, — сказала Эдлин. Без выполнения этого условия она ни о чем не желала слышать.
Леди Корлисс больше всего волновала законность бракосочетания.
— Оглашение имен в церкви необходимо. Я не думаю, что вы станете настаивать на неподобающей церемонии.
— Тогда огласите наши имена три раза сегодня, и пусть нас обвенчают до захода солнца. — Он поднялся, осторожно ставя Эдлин на ноги. — Иначе я заберу с собой Эдлин просто так.
Леди Корлисс заколебалась, затем, наклонив голову, произнесла:
— Пусть будет так.
Взяв одной рукой Эдлин за подбородок, он наклонился к ней.
— Не смотри на меня так свирепо. Мы постараемся соблюсти все формальности, вот увидишь. А теперь будь хорошей девочкой, иди и умойся перед венчанием. — Он выпрямился и неожиданно погладил ее по голове. — У тебя в волосах еще много соломы.
— Я ненавижу тебя. — Она сказала это бесстрастно, но с такой силой, которая ранее ей самой не была знакома.
Она поняла, что услышана, поскольку он спросил с совершенно искренним изумлением:
— Но почему?
От такого полного непонимания ей захотелось закричать в голос, но она удержалась. Она уже довольно хорошо владела собой, чтобы ответить вполне достойно:
— Потому что ты думаешь, что все делаешь правильно.
Он невозмутимо поправил ее:
— Я знаю, что поступаю правильно!
На этот раз она все-таки вскрикнула, хоть и негромко. О чем вообще можно разговаривать с таким мужчиной? Он оказался еще более упрямым, чем Робин, а ей казалось, что такое невозможно.
Робин! Она замерла, и из ее груди непроизвольно вырвался болезненный вздох.
— Я не скажу «да», — вдруг осенило ее.
— Что?! — переспросила леди Корлисс, немного повысив голос.
— Когда? — растерялся Хью.
— Во время венчания. Я не соглашусь стать твоей женой.
Оба уставились на нее, словно она, будучи домашней кошкой, неожиданно плюнула им в лицо.
— Я уже побывала женой воина.
— Конечно. А за кем же еще ты могла быть? — насмешливо спросил Хью.
Он не понял. Он никогда не понимал, она просто выбьется из сил, если попробует объяснить ему, поэтому она просто добавила:
— Ты восстал против короля, и у меня нет ни малейшего желания вновь принимать позор на свою голову, согласившись выйти замуж за изменника.
Леди Корлисс обвела его взглядом с головы до ног, словно можно было распознать в его внешности признаки верноподданности.
— Вы изменник?!
Вместо ответа Хью подошел к огромной Библии, которая лежала на углу ее стола. Положив руку на нее, он произнес:
— Клянусь, что я не изменял королю.
И он посмотрел на Эдлин. Но заговорила не она, а леди Корлисс:
— В таком случае, леди Эдлин, вы должны выйти за него замуж.
Неужели он такой же обманщик, как и негодяй? Всего несколько минутами раньше леди Эдлин ответила бы на свой вопрос утвердительно, но у леди Корлисс было хорошее чутье на любую ложь, а она с готовностью приняла клятву Хью. Был ли он в самом деле изменником? По-настоящему ее это не заботило.
— Я не выйду за него, — сказала Эдлин. — Он — воин.
Если леди Корлисс и поняла, что имела в виду Эдлин, то она этого никак не показала.
— Выйдете вы за него замуж или нет, в монастыре вы остаться не сможете. Ваше присутствие здесь вызвало разногласия и отвратило мысли многих от служения Богу. И ваши сыновья останутся здесь, чтобы избежать пагубного влияния.
Какое-то мгновение Эдлин пыталась сообразить, что произошло, а когда поняла, то закричала:
— Вы не можете отобрать у меня моих сыновей!
— Нет, это я как раз могу. Они уже под патронажем наших монахов, а такой женщине, как вы, не может быть дозволено заниматься воспитанием детей.
Леди Корлисс, безусловно, не верила в то, что Эдлин опозорена. И Эдлин знала, что она не верит. Но настоятельница обязана проводить в жизнь волю Господа, не считаясь с желанием какой-то там Эдлин, и для достижения этой цели было выбрано безошибочное средство.
Выгонит ли она и вправду Эдлин из монастыря? Лишит ли она ее детей?
Эдлин ни капли не сомневалась. Она точно знала ответы на эти вопросы. Враждебность и отчаяние в равной степени захлестнули ее, но ей не оставили выбора. Наклонив голову, она прошептала:
— Я поступлю по вашему желанию.
— По воле Господа, дитя мое.
Эдлин не могла гневаться на леди Корлисс, поэтому она с такой яростью взглянула на Хью, что он должен был просто исчезнуть с лица земли.
Но словно полный дурень, которым она его и считала, он смог произнести только одно:
— Надень что-нибудь хорошенькое.
— Ты имеешь в виду — на наше венчание? — Она получила большое удовольствие, отвечая ему. — У меня нет ничего «хорошенького».
Решив, что он и так преуспел в том, чтобы Эдлин возненавидела его, леди Корлисс пообещала:
— Я что-нибудь найду для нее. А теперь уходите, пока вы все окончательно не испортили.
Как любой хороший солдат, он понял, что необходимо отступить, и безропотно оставил их.
Эдлин уставилась на дверь, которую он закрыл за собой, и с отчаянием в голосе сказала:
— Вы ничего не понимаете.
— На самом деле мне кажется, что понимаю. — Леди Корлисс обняла Эдлин за плечи и притянула к себе. — Но существуют только три сословия, из которых можно выбирать.
Эдлин как-то обмякла в объятиях леди Корлисс.