Он разразился длинным проклятием по-французски и по-английски и резко повернулся к костру.

Его люди осматривали поляну, но не было видно ни одного противника, на которого Хью мог бы излить свой накопившийся гнев. Где же они все? И где Эдлин?!

— Должно быть, они снялись и подались дальше, хозяин. — Уортон стоял сбоку, на благоразумном расстоянии от меча Хью. — Нам бы следовало…

Какая-то фигура отделилась от темной массы деревьев, и все воины обернулись к ней, в изумлении воскликнув почти одновременно:

— Эдлин!

Хью бегом направился к своей жене, схватил ее и привлек к себе. В одной руке он все еще держал меч, а другой крепко обнимал ее.

Она стояла в его объятиях прямо и не двигаясь и вдруг легонько похлопала его по плечу, словно именно ему нужны были поддержка и успокоение. Он повернул ее лицом к костру и внимательно вгляделся. Одна длинная царапина портила совершенство ее щеки, и он провел по ней большим пальцем.

— Ветка задела, — объяснила она.

— Ты… нездорова? — Он привык выражаться без обиняков, но вдруг обнаружил, что не может ничего связно спросить, а только заикается. — Они тебя?..

— Нет.

Он поднял меч.

— Все равно я их убью!

Спокойно, молча она высвободилась из его объятий. Подол ее местами порванного платья покрывали темные пятна, но шнуровка на боках казалась нетронутой. Захватив кисть его руки, она вынула из нее меч и передала его Уортону.

— Только не в тот момент, когда ты обнимаешь меня, прошу тебя.

— Как же вам удалось освободиться от них?.. — недоумевая, спросил Уортон. — Вам пришлось применить силу?.. — совсем уж нелепо предположил он.

Он запинался в полном замешательстве, и Хью заметил, что даже его закаленный в боях товарищ по оружию не умеет говорить о таких интимных вещах.

Эдлин попыталась улыбнуться Уортону и всем собравшимся вокруг мужчинам.

— Я сделала так, что все они заболели, — сказала она.

— Что? — Вопрос Хью прозвучал так же глупо, как он себя чувствовал.

— Мне удалось убедить их, что я хорошая повариха, хотя так оно и есть, вы же знаете. Я неплохо приготовила тушеное мясо и немного добавила… — Что-то такое, мелькнувшее на его лице, заставило ее прикусить язык. — Они схватили меня в лесу и потащили с собой. Они несколько дней обходились без женщины, которая им была нужна, — так они сказали, — и к тому же они голодали, бедняги.

— Бедняги?! — возмущенно повторил Хью.

— Я им говорила, что служу в монастыре как знаток в травах. Я вовсе не та женщина, которая им необходима. Но они меня, конечно, не отпустили — видимо, им годилась любая. При этом они что-то такое сказали про чей-то приказ… В общем они меня не тронули.

Рычание вырвалось из груди Хью, и оно эхом прокатилось по рядам его товарищей.

— С другой стороны, неважно, что они там сказали, — скороговоркой произнесла она. — Я их убедила, что ехать с полными желудками куда лучше. Они утихомирились, согласились, один из них отловил семейство кроликов, а я, идя с ними по лесу, собирала ягоды и травы. Когда мы добрались сюда, они, довольные, что никто их не преследует, позволили мне приготовить пищу.

Хью хотел было что-то возразить, но слова не шли с языка, так что за него высказался Уортон:

— Значит, вы их отравили?

— Нет, не совсем так, только добавила в мясо коры и корней бузины. Если дать их в нужных количествах, они вызывают судороги в кишках и нескончаемый понос.

Уортон вгляделся в темноту леса, которая продолжала сгущаться.

— Так эти негодяи сидят там, скорчившись от боли?

— А разве вы не слышите, как они стонут?

Все еще не веря, Уортон спросил:

— Тогда почему вы не вернулись к нам сразу?

— Я подумала, что вы все же придете мне на помощь, но, если бы вы и не пришли, я с рассветом, конечно, вернулась бы. В темноте я боялась сбиться с дороги. — Она повернулась к Хью и упрекнула его: — Так что, видишь, нет необходимости сражаться по каждому поводу. Иногда бывает достаточно и хитрости.

Хью все еще не верил. Не мог поверить. Он как жалкий глупец напал на кучу валунов, желая спасти свою женщину, а она преспокойно спасла себя сама. Он был раздавлен страхом за нее, а она ждала здесь его появления! Одна-одине-шенька, она победила своих врагов без малейшей его помощи!

Он обернулся и увидел своих рыцарей, оруженосцев и прочих людей. Они не сводили с Эдлин глаз, и было явно видно, что они ей не верят. Хью перевел взгляд на Уортона, который одной рукой задумчиво почесывал голову, а другой продолжал держать меч Хью. Вполголоса и ровным тоном Хью приказал воинам:

— Окружите подлецов, когда они выйдут из леса, и проводите их к констеблю. Он знает, что с ними делать.

— Но они же голодны, — мягко сказала Эдлин, как будто это могло извинить их злодейство.

— А ты, конечно, отпустила бы их, чтобы они снова поймали какую-нибудь женщину, и допустила бы, чтобы они попользовались ею так, как не успели попользоваться тобой? — резко, почти зло спросил Хью.

Она замолчала.

— Если бы я был на твоем месте, я не стал бы так беспокоиться о судьбе этих мерзавцев. — Он крепче притянул ее к себе.

* * *

Благородный рыцарь, сидя в седле, оглядывал опустевшую поляну. Ту самую, что покинул Хью и все его люди.

Рыцарь был вне себя от ярости. Ничего, ничего не получилось так, как он планировал. Он терпеливо караулил эту женщину целый год. Он вел за ней слежку совершенно незаметно. Он уже совсем был готов захватить ее в подходящий момент, а вместо этого он получил от своих людей сообщение, что она вышла замуж.

К тому же за его личного врага! За проклятого Хью де Флоризона! За человека, который посмел думать, что сможет достойно занять его место!

Он бросил все, все свои проекты, прискакал в монастырь так быстро, насколько позволили обстоятельства, и только для того, чтобы услышать о том, что невесту Хью похитили. Его же собственные люди. Тогда он наконец засмеялся, уверенный в том, что дьявол на его стороне. Такая удача!

Но нет же! Эдлин его опять провела. Ей удавалось это и прежде. Она знала о его чувствах к ней и пренебрегала ими снова и снова. Им все равно не избежать встречи, и тогда он сумеет отомстить. Он получит леди Эдлин, а Хью де Флоризон отправится в преисподнюю на кончике меча Эдмунда Пембриджа.

9.

Эдлин не знала многого о Хью де Флоризоне, но сейчас она твердо знала одно — он был немыслимо зол. Он почти тащил ее через лес в темноте, под дождем, крепко прижимая к себе, отводя ветки от ее лица. Таким образом он проявлял свою заботу о молодой жене, но гнев полыхал в нем, не угасая.