Они выехали за город. Дорога уходила на восток. Набирая скорость, все три внедорожника следовали к Ираку. Дорога стала более однообразной, и Алена перестала смотреть по сторонам. Фархад достал свой мобильник и взглянул на телефон. Здесь он еще работал.
— Как работают телефоны? — спросил он у майора. — Я имею в виду мобильные?
— Хорошо, — ответил ему Томашевски. — В Ираке развернуто несколько станций, ориентированных на спутники. Поэтому мобильные телефоны работают по всей стране. Со связью как раз нет никаких проблем.
— Слава богу, хоть в чем-то нам повезло, — пробормотал Сеидов.
Алена достала телефон, набрала номер.
— Здравствуй, мама, — быстро сказала она, — как ты себя чувствуешь? Очень хорошо. Мы сейчас в Иордании, едем к государственной границе. Да, у нас все нормально. Не беспокойся. До свидания.
Она убрала телефон, улыбнулась:
— Мама волнуется. Она была против моей командировки.
— Моя супруга тоже возражала, — признался Фархад. — Но это нормально. Они все за нас беспокоятся. У вас есть дети, пан майор? — спросил он не без тайной мысли, чтобы Томашевски ответил и не делал больше двусмысленных комплиментов Алене.
— Есть, — ответил майор, — две дочки. Ева и Малгожата. Я очень без них скучаю. Им уже по двенадцать лет. Они близнецы.
— Скоро у вас заканчивается командировка?
— Через полтора месяца. Потом наш батальон вернут в Польшу, а сюда приедут другие. На наше место.
Он достал из кармана фотографию и протянул ее Фархаду. На ней были сняты молодая красивая женщина и две девочки, удивительно похожие на мать. Сеидов улыбнулся, показал фотографию Алене. Она тоже улыбнулась, взглянув на снимок, и вернула фотографию майору.
— У вас красивые девочки, — сказала она.
— Спасибо, пани Алена, — растрогался майор. — Я всегда помню о них, когда выезжаю в очередной рейс. Если меня убьют, им будет очень больно. Я правильно говорю? Очень больно.
— Конечно, правильно, — грустно ответила Ална. — А вы сделайте так, чтобы вас не убили.
— Это зависит не только от меня, — меланхолично заметил Томашевски. — Если господь пожелает, то я вернусь домой целым и невредимым.
Он замолчал. Следующие два часа они почти не разговаривали. Водитель включил радио, и они слушали джазовые композиции американских исполнителей. Очевидно, сам водитель был поклонником джаза. На часах было около шести, когда автомобили начали мягко тормозить.
— Скоро будет государственная граница, — обернулся к сидевшим сзади Томашевски, — обычно паспорта здесь не проверяют. Только при въезде в Иорданию. А когда едешь в Ирак, то можешь спокойно ехать. Документы будут проверять в самом Ираке. Сейчас наладили компьютерную базу данных, и все, кто проходит границу, попадают в нее. Таким образом фиксируется их присутствие в стране. Раньше здесь вообще не было никаких постов. Можно было ездить в обе стороны. А сейчас здесь дежурят не только местные пограничники, но и американцы. Это единственная стратегическая дорога, связывающая две столицы. Еще одна дорога из Аммана идет вдоль границы Саудовской Аравии. Но там очень строгий контроль. Саудовцы боятся террористов больше, чем все остальные. У них каждый год приезжают миллионы верующих в Мекку. И они поэтому наладили строгий контроль на своих границах.
Машины затормозили у нескольких домиков, откуда появились вооруженные солдаты. Томашевски вышел из машины. Один из иорданских офицеров, узнав его, приветливо помахал рукой. Майор оказался прав. У них даже не попросили документов. Машины тронулись, чтобы через несколько минут оказаться на иракской территории. На этой стороне границы было выстроено несколько трехэтажных зданий, большой таможенный терминал, разбит довольно обширный парк.
— Это все построили еще при Саддаме, — пояснил Томашевски.
Он вылез из автомобиля, направился к пограничникам. Майор отсутствовал довольно долго, минут двадцать. Наконец он вернулся в сопровождении двоих офицеров-пограничников. Было видно, как он расстроен.
— Извините, — сказал майор, — я пытался им объяснить, что вы делегация нефтяников. Но они ничего не хотят понимать. Там сидит какой-то американский офицер, который упрямо твердит, что не пропустит русских в Ирак. Говорит, что у него не было никаких указаний.
— Он имеет право нас не пускать? — разозлился Фархад.
— Боюсь, что да, — кивнул Томашевски. — Все офицеры пограничной стражи будут выполнять указания этого американца. Вам нужно самому с ними переговорить. Вы говорите по-английски?
— Плохо, — признался Сеидов. — Но мой помощник знает английский. Куда нам идти?
— Соберите паспорта у всей группы, и пройдем в это здание, — указал майор на дом, — нам нужно торопиться. Если нас сегодня не пропустят до семи вечера, то потом они закроют границу, и нам придется ждать до завтрашнего утра. А я ждать не могу, у меня приказ.
— Что тогда будет? — спросил Фархад.
— Я оставлю вас здесь, а сам уеду, — ответил Томашевски. — Вам придется искать другой транспорт.
— Только этого нам не хватало, — расстроился Сеидов. — Мы сорвем всю нашу командировку. Алена, соберите у всех паспорта. И скажите полковнику Амансахатову, чтобы он не выходил из машины. Мне не нужны лишние проблемы.
Фархад посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Если за пятьдесят минут им не удастся получить разрешение на въезд, то командировку можно считать сорванной. Нужно что-то придумать. Нужно быстро принять решение или убедить этого американца их пропустить. У них в запасе только пятьдесят минут.
Капитан Уолтер Кьюсак был переведен сюда только два недели назад. Его пребывание в Тикрите не было спокойным, и командировка на границу с Иорданией воспринималась как долгожданный отпуск. Здесь не стреляли, не взрывались бомбы, не нужно было, выходя из помещения, озираться по сторонам, каждую секунду рискуя получить пулю в спину или подорваться на мине. Здесь было спокойно и тихо. Даже очень спокойно и очень тихо. Первые несколько дней эта тишина просто поражала. Потом она начинала надоедать. Через неделю она становилась невыносимой. Через две офицеры начинали попросту спиваться.
Границу пересекали в основном военнослужащие и беженцы. Ни те, ни другие не представляли никакого интереса. После того как систему модернизировали и все номера паспортов заносились в общую базу данных, капитан Кьюсак мог просто целыми днями лежать в своей небольшой комнате, не поднимаясь с кровати. Но он регулярно брился, надевал форму и шел на службу, которая стала для него такой тягостной. Даже под пулями в Тикрите было гораздо веселее, чем в этой дыре. У него было мрачное настроение весь день. К шести вечера уже было ясно, что скоро срок его дежурства закончится и он сможет вернуться в свою комнату, чтобы напиться и уснуть или попытаться сыграть в карты с приехавшим сюда венгерским офицером. Венгр говорил по-английски с чудовищным акцентом, зато в отличие от Кьюсака знал арабский. Американцы в массе своей считали, что весь мир должен знать только один язык, на котором они говорят. Это вообще свойство больших наций, некоторые представители которых не считают обязательным для себя знать другие языки. Пусть иностранцы учат мой язык, считают американцы, англичане, французы, русские, немцы, испанцы. Наверное, они имеют право на подобные мысли, учитывая тот культурный вклад, который они внесли в историю цивилизации и литературы. Но на самом деле любой культурный человек понимает, что знание языков только обогащает самого индивидуума, позволяя ему комфортнее существовать в этом мире.