— А чем ты можешь помочь? — хмыкнул Володя и тут же вспомнил Генкины наставления. — Мила! Ты мне окажешь неоценимую услугу, если… только вместе с Генкой, если вы… словом, освободите нам эту площадь. Понимаешь, дома дети под ногами вертятся, да что тебе говорить, сама отлично знаешь. А нам, Лене и мне, требуется время и чистое пространство. Вроде плацдарма для подготовки свежих войск.
«Неужели она поверит этой ерунде?» — мысленно испугался Володя.
Мила не только поверила, она обрадовалась и заулыбалась. Про ее старение — враки, ошибка. Серебро с годами, даже если темнеет, благородство только приобретает. Отличная у Генки женка! Но ее достоинства заметны, только когда улыбается. Почти такой же Мила была в юности.
— Конечно, Володя! Не сомневайся! — горячо заверила Мила. — Сколько вам требуется, столько и… маршируйте на плацдарме!
— Генка тебя, — забросил удочку Володя, — сильно напрягает? В крайнем случае могу другую комнату снять или квартиру.
— Не сильно, — заверила Мила.
— Генка тебя очень любит. Несмотря на медичек, то есть одну Медичку.
— Одну? — заинтересованно переспросила Мила.
Володя постарался придать лицу выражение абсолютной искренности, даже заморгал от усердия:
— Мила! Как на духу! Он тебе верен, глубоко в душе!
«Так глубоко, — подумал Володя, — что не раскопаешь».
— Ведь каждый может оступиться, правда, Володя?
— Истинно так! — Он с готовностью закивал.
— И ты? — неожиданно перевела стрелки Мила. — Штанга — это у тебя временное увлечение?
— Генка — трепло! — воскликнул Володя, забыв об установке хвалить друга. — Что он тебе наплел?
— Не важно. Володя, ты повинись перед Леной! Гена каждый вечер на разные лады клянется мне в верности. Наверное, врет. Но это так приятно!
— Почему же ты раньше, — заинтересовался Володя, — когда у Генки с Медичкой случилось, на его клятвы внимания не обращала?
— Молодая была, глупая, — призналась Мила.
«У женщин от молодости до зрелости, — мысленно отметил Володя, — период крайне короткий».
— Отомстить хотела, — продолжала Мила. — Только все это глупости. Ни жена мужу, ни муж жене отомстить не могут. Ранить, почти убить, инвалидом душевным оставить — запросто. А месть — из другой оперы, из других, не семейных отношений. Будешь это иметь в виду?
— Буду! — пообещал Володя.
Он проводил Милу до двери, развернулся — соседка поджидает.
— Баб табунами не позволю, участковому заявлю! — пригрозила она.
— Понял, — кивнул Володя, хотя ничего не понял.
Проскользнул мимо старушки в комнату, вернулся к работе.
Итак, узел шлифовального шпинделя. Отличная идея, и Канарейкин ее только улучшил.
В этом была проблема: он воровал талантливо, превращая смутную идею в толковую. У Володи рука не поднялась забрать у Канарейкина авторство на четыре из двадцати двух украденных изобретений. Но встречалась и явная халтура. Рецепт овощного мусса для диабетиков слово в слово совпадал с заявкой другого человека. Очевидно, в кулинарии и медицине Канарейкин мало смыслил, но то, что он был хорошим инженером, сомнений не вызывало.
Роторную абразивную головку какой-то Хвостов придумал, а Канарейкин гениально ее приспособил для обработки отверстий.
Сам Володя еще в институте понял, что фундаментальная наука не для него, что склад ума у него прикладной и технический.
Над теоретической частью диссертации до посинения бился. Поэтому он испытывал к разоблачаемому Канарейкину противоположные чувства: осуждения и восхищения. Ворюга, но как мозги работают!
Володя почти обрел душевное спокойствие.
Переживания из-за ссоры с женой отодвинулись на задний план, а на переднем была гора срочной работы, требующей большого умственного напряжения. И с детьми он разобрался, по телефону поговорил.
Лена, как всегда, подняла панику на пустом месте. Петя принес в школу какую-то взрослую книгу, но даже открыть не успел, учительница забрала, раскудахталась, маму вызвала. Мама, «сам знаешь, папа, какая она теперь нервная», сразу за ремень схватилась.
И у Насти тоже все в порядке. Ее одноклассник хочет фотожурналистом стать, несколько портретов Настиных сделал. А мама — в крик: «Ты позируешь! Позируешь!» Да пусть ребенок позирует на здоровье! Володя дал дочери благословение.
Зоя Михайловна, придя на работу и обнаружив полный разгром, растерялась.
«Тут побывали грабители, — первое, что пришло ей в голову, — надо вызывать милицию». Делать это Зое Михайловне очень не хотелось. В конце концов, у нее есть начальство. Она набрала домашний телефон Булкина, только поздоровалась с его женой, интеллигентно поинтересовалась ее здоровьем и здоровьем Игоря Евгеньевича, как он явился собственной персоной.
— Извините за беспокойство, — сказала Зоя Михайловна и положила трубку.
Получилось невежливо, но ей некогда было вести светские беседы, нужно срочно разобраться в происходящем.
— Что же это Лена ничего не убрала? — возмутился Булкин.
— Значит, это не грабители, — облегченно вздохнула Зоя Михайловна.
— Это я. — Булкин махнул рукой на разбросанные бумаги. — Да что тут грабить?
Зоя Михайловна так не считала, но мнение свое предпочла не высказывать.
— Объясните мне, Игорь Евгеньевич, что здесь произошло в мое вынужденное отсутствие?
— Вы знаете, что мы Канарейкина представляем на премию? — ответил он вопросом на вопрос.
— Отлично знаю. Все документы готовы, кроме представления, бланк которого вы должны были принести из Роспатента.
— Я-то принес. — Булкин размахивал бумажкой и постепенно повышал голос. — Но где эти чертовы документы?
— Они лежали вот в этом, взломанном вами ящике, — строго и достойно ответила Зоя Михайловна.
— Ни хрена они там не лежали! — выругался Булкин. — А меня сегодня ждут в главке!
По старой привычке он называл главками вышестоящие организации.
— Как? — опешила Зоя Михайловна. — Не может быть! Синяя коленкоровая папка. Вы ее видели?
— Не помню.
— Давайте искать.
«Ах, не надо было мне уходить, — мысленно сокрушалась Зоя Михайловна. — Можно было ведь сразу подрезать и нижнее, и верхнее веко. Докторша уговорила меня оперироваться в два этапа, чтобы дважды содрать с меня, хапуга».
Лена пришла на работу после недельного отсутствия и застала начальника и Зою Михайловну, ползающими на четвереньках среди разбросанных бумаг. В последнее время передвигаться на четырех точках опоры стало в «Олимпе» производственной нормой.