— А если мы, наоборот, возьмем в заложники его семью?
— Все равно не сбежит. Он умный человек, понимает, что вы с ними ничего не сделаете. Вы же связаны негласными правилами, которые вынуждены соблюдать. А если ваши спецслужбы попытаются похитить трех граждан Германии, то это выльется в огромный скандал. Гейтлер хорошо все себе представляет.
— Где он может жить?
— Не имею представления.
— У него могут быть сообщники в Москве?
— Не знаю. — Дзевоньский закрыл глаза, потом снова их открыл. — Такое ощущение, будто я всю ночь держал за щекой железку. Вы можете дать мне еще немного воды? Или жажда является составной частью вашей пытки?
Машков налил ему еще стакан воды, который Дзевоньский также залпом осушил, снова осторожно подняв левую руку.
— Спасибо, — поблагодарил он.
— Как ваши заказчики вышли на вас? — задал следующий вопрос Машков.
— Позвонили и приехали. Ничего необычного. Номер нашего телефона был в справочнике.
— Кто приехал?
— Один человек. Я думаю, русский. Назвался Андреем Михайловичем. По-моему, бывший сотрудник спецслужб. Или дипломат. Он сразу заявил, что любые деньги для него не проблема. И поставил задачу.
— И вы согласились?
— Конечно. По-моему, он заранее знал, что я соглашусь.
— Он не сказал, кто дает ему деньги?
— Нет.
— И вы не спрашивали?
— Зачем мне терять такой заказ? После выполнения этого дела я мог бы уйти на пенсию.
— Сколько людей работают на вас в Европе?
— Человек сорок пять. Среди них есть исполнители и осведомители. Полный список я вам уже составлял.
— Кто такая Бачиньская?
— Мой близкий друг. Олеся Бачиньская. Она считалась кем-то вроде моего личного пресс-секретаря. Если сможете ее найти, передайте, чтобы она не возвращалась в Брюссель. Там ее обязательно найдут и убьют. Она видела Андрея Михайловича.
— Откуда и как к вам поступали деньги?
— Частично привозили наличными, частично присылали из Цюриха обычными переводами, так же — из Нью-Йорка, из «Сити-банка».
— Как можно вычислить Гейтлера?
— Вас все время интересует этот вопрос. Я не знаю.
— Как вы считаете, кто стоит за вашим заказчиком?
— А вы не знаете? — устало вздохнул Дзевоньский.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Думаю, достаточно состоятельные и влиятельные люди. Для которых, с одной стороны, сто миллионов долларов не деньги. А с другой — им очень мешает ваша нынешняя власть. Я не знаю имен, но думаю, что их всегда можно вычислить. Не у каждого человека есть лишние сто миллионов долларов на убийство президента такой страны. И не каждый решится на такое.
— Как найти Гельмута Гейтлера?
— Искать повсюду. Он может находиться в соседней комнате. Или слушать нас, устроившись где-то рядом. Мне иногда становилось страшно в его присутствии.
— Кроме вашего головного офиса в Брюсселе, где у вас еще были представители?
— В Варшаве и в Нью-Йорке. Телефоны и адреса я вам уже дал. Но эти люди не имеют к нашему делу никакого отношения. И я думаю, что их не будут убивать. Они не знали о моем визите к вам. Хотя нет. В Варшаве знали, но без подробностей.
— Как найти Бачиньскую?
— Ее тетка живет в Чикаго. Там большая польская община. Можно найти через нее. Телефон я помню…
— Назовите, — потребовал Машков.
Дзевоньский пробормотал номер телефона. Машков удовлетворенно кивнул.
— Судя по всему, память у вас работает превосходно. И наше лекарство никак не превращает вас в дебила. По-моему, наоборот, освежает вашу память.
— Это временная эйфория, — предположил Дзевоньский, — а потом может наступить спад.
— Не наступит. У вас были знакомые в Москве?
— Да. Я приезжал к вам раз десять. Список я составил еще в первый день. Но если вы думаете, что я мог попросить помощи у кого-то из бывших знакомых советских офицеров, то ошибаетесь. Я понимал, что этого нельзя делать ни при каких обстоятельствах.
— Как вы связывались с Андреем Михайловичем?
— У нас было два телефона, на номера которых он мог звонить. Он сам выходил со мной на связь.
— Почему вы обратились к Уорду Хеккету?
— Это самый крупный негодяй в Европе, — пояснил Дзевоньский, — раньше он никогда не отказывался от подобных дел. Но на сей раз почему-то испугался. Наверное, побоялся ваших спецслужб. Я думаю, он допустил ошибку. Поэтому и погиб.
— Ваши люди не смогли его убить, — сообщил Машков.
— Знаю, — отозвался Дзевоньский, — мы устроили взрыв в его офисе, но он остался жив. Пришлось исправлять нашу ошибку, отправив к нему в больницу нужных людей.
— Вы ошиблись и во второй раз, — поведал Машков. — Он обманул ваших людей, подставив вместо себя другого человека. И остался жив…
Дзевоньский в очередной раз закрыл глаза. Затем открыл их, устало посмотрел на Машкова:
— Он вам все сообщил? Нет, этого не могло быть. Вы бы ему не поверили. И он знал, что ему нельзя выходить на прямой контакт с вами… — Дзевоньский качнулся.
Машков с интересом наблюдал за ним.
— Ваш эксперт, — неожиданно проговорил Дзевоньский безо всяких эмоций. — Они должны быть знакомы. Хеккет вышел на Дронго. Вот почему здесь появился этот эксперт…
Машков не ответил.
— Единственная ошибка в моей жизни, — заявил Дзевоньский. — Такого негодяя нужно было убрать самому. Есть прекрасная английская пословица: «Хочешь сделать дело хорошо, сделай его сам», — пословицу он произнес на английском.
— Что будет делать Гейтлер? — спросил Машков.
— Убивать, — меланхолично ответил Дзевоньский. — И в отличие от меня он не совершит такой ошибки, как я с Хеккетом. Поэтому вычислить его будет невозможно. Вам остается лишь гадать, где и когда он нанесет свой удар.
Когда вечером раздался телефонный звонок, Дронго не удивился. Он даже ждал этого звонка, справедливо полагая, что после ареста Дзевоньского с ним захотят встретиться. Правда, несколько дней, очевидно, ушли на интенсивные допросы задержанных. Дронго понимал, что Дзевоньского и его подельников будут содержать в особом месте, о существовании которого ему даже не сообщат. И поэтому терпеливо ждал, когда наконец ему позвонит Виктор Машков. Он полагал, что это произойдет еще через несколько дней, но Машков позвонил сегодня. И приехал к нему домой в восьмом часу вечера.