— Однако факт остается фактом: какое бы прекрасное образование ни получила женщина, настанет день, когда ей придется повиноваться ее господину и повелителю.
— Я так не считаю, — фыркнула Уитни, игнорируя страдальческие, умоляющие взгляды отца. — Более того, я никогда, никогда в жизни не назову ни одного мужчину своим господином и повелителем.
— Неужели? — саркастически усмехнулся Клейтон.
Уитни уже собиралась ответить, когда ее отец, к удивлению дочери и раздражению хозяина дома, пустился в пространные рассуждения относительно орошения ферм.
За десертом Клейтон вновь обратился к Уитни:
— Мне хотелось бы знать, в какую игру вы особенно любите играть после ужина.
Взгляды серых и зеленых глаз скрестились в молчаливом веселом понимании, однако Клейтон многозначительно договорил:
— …кроме тех маленьких игр, которыми мы уже развлекались вместе.
— Да, — кивнула Уитни, дерзко возвращая его улыбку, — дротики [3] .
Клейтон прикусил губу, чтобы не рассмеяться:
— Будь даже у меня дротики, не хотел бы я оказаться на линии «огня», мисс Стоун.
— Поверьте, для обыкновенной женщины я весьма метко попадаю в цель.
— Вот поэтому, — подчеркнуто объяснил он, — я не собираюсь становиться мишенью.
И язвительно усмехаясь, поднял бокал в молчаливом приветствии. Уитни приняла его заслуженную дань уважения к ее победе в их словесном поединке преувеличенно снисходительным кивком, но тут же вознаградила Клейтона неотразимо ослепительной улыбкой.
Клейтон наблюдал за ней, одолеваемый единственным желанием вытолкать остальных гостей за дверь, схватить Уитни в объятия и целовать, пока с губ не исчезнет лукавая усмешка и она не прильнет к нему, изнемогая от желания. Он откинулся на спинку стула, рассеянно теребя ножку бокала, наслаждаясь сознанием, что именно сегодня он наконец разрушил возведенную ею стену холодного безразличия. Почему Уитни спряталась за этой стеной в день пикника и продолжала оставаться замкнутой и отчужденной до этого дня, было загадкой, которую еще предстояло разгадать.
«Дротики! — думал он, улыбаясь про себя. — Стоило бы свернуть ее прелестную шейку!»
После ужина Мартин и леди Энн перешли в смежную гостиную, но, когда Уитни попыталась последовать за ними, Клейтон удержал ее, положив руку на плечо.
— Дротики! — хмыкнул он. — Что за кровожадная плутовка!
Уитни, уже собиравшаяся смягчиться, мгновенно вспыхнула.
— Должно быть, ваша манера выражаться — предмет зависти всех приятелей, — взорвалась она. — За время нашего короткого знакомства вы соизволили сначала назвать меня «наглой бесстыдной девчонкой», теперь я превратилась в «кровожадную плутовку»! Думайте обо мне, что вам угодно, но прошу впредь держать свое мнение при себе!
Сгорая от стыда и угрызений совести, поскольку чувствовала, что заслужила все уничтожающие эпитеты, Уитни старалась вырвать руку, но пальцы его сжимались все сильнее.
— Да что вы имеете в виду, черт возьми? Не могли же вы подумать, будто я хотел оскорбить вас? — И заглянув в несчастные, обиженные глаза, которые она пыталась отвести, но не могла, тихо охнул:
— Боже, да вы именно это и подумали, — пробормотал он и, приложив ладонь к ее щеке, заставил посмотреть на него. — Умоляю о прощении, малышка. Слишком долго я вращался в кругах, где модно выражаться подобным образом, говорить все, что придет в голову, и где женщины так же откровенны, как мужчины, с которыми они флиртуют.
Хотя Уитни не имела никакого отношения к тому обществу, о котором он говорил, некоторое представление о нем она все же имела и знала, какие там царят нравы. Неожиданно девушка почувствовала себя наивной простушкой.
— Дело не только в этом, — горячо запротестовала она. — В день пикника вы так… — Она в ужасе осеклась, вспомнив, как самозабвенно отвечала на страстные поцелуи. — Давайте договоримся: вы забудете обо всем, что я наделала, а я постараюсь выбросить из памяти, как вы себя вели, и начнем все сначала. При условии, конечно, что вы дадите мне честное слово не пытаться еще раз повторить ту сцену у ручья.
— Если вы имеете в виду хлыст, то конечно, — начал Клейтон, недоуменно нахмурившись.
— Не это. Другое.
— Что именно? Не целовать вас больше? Когда Уитни кивнула, у Клейтона сделался настолько ошеломленный вид, что она невольно расхохоталась:
— Только не говорите, что я первая женщина, которая отказывается от ваших поцелуев!
Клейтон пожал плечами, словно отметая подобную мысль:
— Признаюсь, что меня несколько избаловали женщины, которым, по-видимому, нравились оказанные мной… знаки… внимания. А вы, — пояснил он, мгновенно развеяв ее торжество, — слишком долго были окружены влюбленными глупцами, предпочитавшими целовать подол вашего платья и молить о разрешении быть вашим господином и повелителем.
Улыбка Уитни была полна веселой самоуверенности:
— Я уже говорила, что никогда не назову ни одного мужчину своим повелителем. Выйдя замуж, я постараюсь стать хорошей и преданной женой, но при этом равноправным партнером, а не покорной служанкой.
Остановившись в дверях гостиной, он скептически оглядел ее.
— Хорошая и преданная жена? Нет, малышка, боюсь, у вас ничего не выйдет.
Уитни вдруг пронзило неясное чувство тревоги, и она отвернулась. Он словно уверен, что обладает некоей властью над ней! С той первой минуты, когда она увидела его у ручья, с первых слов, которыми они обменялись, ее не оставляло это гнетущее чувство. Возможно, именно поэтому казалось таким важным избегать его или стараться перехитрить любой ценой. Но тут Уитни встрепенулась, поняв, что он снова что-то сказал.
— Я спросил, не хотите ли сыграть партию в вист или во что-нибудь другое. Кроме дротиков, конечно.
— Думаю, мы могли бы сыграть в вист, — кивнула Уитни, скорее вежливо, чем с энтузиазмом.
Но тут, увидев перед камином шахматный столик, она подошла ближе, чтобы получше рассмотреть фигурки.
— Как прекрасно! — выдохнула девушка. Половина комплекта была отлита из золота, половина — из серебристого металла. Каждая фигура была почти с ладонь, и, подняв тяжелого короля, Уитни затаила дыхание: она держала в руке изображение Генриха Второго, и лицо статуэтки было настолько выразительным и похожим, что Уитни могла лишь восхищаться гением ювелира, сделавшего ее. Королевой оказалась жена Генриха, Элеонора Аквитанская. Уитни поставила фигуру на место и подняла слона [4] .