Только теперь, увидев в каталоге частной коллекции имена художников, работы которых имелись в Третьяковке, она осознала, о каких деньгах идет речь. Не то чтобы девочка смогла назвать сумму или хотя бы подумала об этом, но в голове ее зазвенел тоненький голосок, повторявший: «Я буду богатой, очень богатой». Настя откинулась на спинку кресла, потерла уставшие глаза и задумалась, что же она станет с этим богатством делать. Ну… даст денег маме и Марку, чтобы купили квартиру побольше. С настоящей мастерской, чтобы свет лился сквозь огромные застекленные панели в потолке и стенах. Девочка обвела глазами комнату. Кровать, заваленная плюшевыми игрушками и разнокалиберными подушечками. Шторы и покрывало в викторианских розах. Стол, покрытый стеклом – под него здорово все засовывать. К тому же на нем можно рисовать, пока делаешь уроки. Главное – тряпку под рукой держать – одно движение – и ничего не видно. Мама зашла – а ты такая вся в алгебре. Шкаф, полки с книгами и игрушками… В принципе все это можно оставить, но вот мастерская – это было бы круто! Еще… ну, можно одеваться только у Киры Пластининой, все девчонки умрут от зависти. А то мама каждый раз поджимает губы и ворчит, что три тысячи за дурацкую майку – это перебор. Лизка, правда, будет издеваться и звать киркой пластинчатой и еще как-то, она Галку из параллельного дразнит, потому что Галка одевается только в вещи Киры. И в школу ее, между прочим, шофер привозит. На «мерседесе». Ну, в этом смысла нет, потому как Настя живет рядом, да и вряд ли шофер разрешит зимой мороженое есть на обратном пути из школы. Вот путешествовать можно будет, это да! Марк тут приносил каталог круизов, Насте очень понравился огромный белый лайнер. Она смутно вспомнила сцену из какого-то старого фильма: там огромный белый корабль отплывал от пристани, и все туристы и провожающие держали в руках тоненькие бумажные ленточки, разноцветные, вроде серпантина. Огромный корабль был, как ручной кит, привязан к суше этими разноцветными полосками бумаги. Потом звучала музыка и между белым боком корабля и пристанью вскипала синяя вода, ленточки рвались, все махали руками и кричали, от этой картинки почему-то ныло сердце. Настя пообещала себе, что непременно поедет в самый лучший круиз, ну и Марка с мамой возьмет, конечно. И вернулась к изучению каталога.
Увидев картину, на которой молодая девушка стояла, поправляя в вазе пышный букет, Настя остановилась. Полотно называлось «Машенька», оно понравилось ей больше всего. Девушка была молода – лет двадцать, решила Настя. Светлое, серо-голубое платье, длинные, заплетенные в косу светлые волосы. Она поправляла разлапистый букет ярких цветов – можно было разглядеть розы, мелкие хризантемы, что-то еще. Девушку словно кто-то позвал, она повернула головку и с полуулыбкой смотрела на окликнувшего ее человека. Картина, несомненно, была хороша, но что-то еще притягивало Настю. Кого-то девушка ей напоминала… Серые глаза, большой красивый рот. Ксюша Бородина? Нет. Актриса такая, из сериала на СТС? Нет… Только вечером, кривляясь перед зеркалом в ванной (чтобы было не так скучно чистить зубы), Настя вдруг поняла, на кого похожа Машенька. Точно, мама тогда что-то говорила… Вадим хочет взять Настю с собой, потому что она похожа на умершую в молодости дочь князя. Настя еле дожила до утра, наврала, что ей ко второму уроку, и, едва Марк и мама ушли, села к компьютеру. Рядом поставила мамино зеркало – оно вращалось в раме, одна сторона увеличивала лицо, чтобы краситься было удобнее. Вызвав страничку с портретом, Настя удивилась сходству и не знала, радоваться или огорчаться. Почему-то предложение отца – Вадима – использовать ее казалось девочке непорядочным. Словно они хотят… что? Украсть? Нет, без воли князя им не получить ничего. Тогда почему ей так неприятно? Словно замышляется какая-то подлость… Да и не подлость ли это – напоминать старику о его умершей дочери, чтобы он оставил им свои деньги? Девочку передернуло. Нет, на это она не пойдет… но тогда и с дедом не увидится, а ей так хотелось познакомиться со старым князем, поговорить с человеком, который пусть и не совсем родной, но все-таки дедушка.
Настю осенило: она напишет деду и все ему расскажет. По крайней мере, он будет готов к их приезду и к ее сходству с Машенькой.
Письмо она настрочила быстро: нынешние дети не слишком отягощены размышлениями о стиле и не мучаются, исписывая лист за листом. Есть компьютер – ура! Что не так – кнопочка delete исправит. Итак, Настя некоторое время таращилась на чистый вордовский файл, но потом написала следующее:
«Здравствуйте, уважаемый князь Василий!
Меня зовут Анастасия Стрельникова, я дочь Вадима Николаевича Мещерского. Он сын Николая Мещерского, Вашего родственника. Вадим бросил нас с мамой, когда я была маленькая, и объявился только несколько недель назад. Сказал, что его отец умер и просил у Вас за что-то прощения. Вадим знает, что Вы богаты, и мечтает стать Вашим наследником. Он требует у моей мамы, чтобы она отпустила меня с ним в Италию. Вадим считает, что я похожа на Машеньку с портрета, и потому думает, что Вы скорее согласитесь оставить ему деньги.
Я нашла на Вашем сайте портрет Машеньки. Я действительно на нее похожа. Я ведь действительно Ваша внучка, хоть и не родная. Но это все равно здорово, потому что у нас с мамой никого нет, а с Вадимом мы не хотим (тут пришлось помучиться, потому что единственное, что лезло в голову, – совершенно детское словечко «водиться», но в конце концов она написала по-другому) встречаться вообще. Мы живем нормально – мама юрист, а ее приятель, за которого она, наверное, скоро выйдет замуж, – стоматолог. Мы не бедные и без денег обойдемся. Но я хочу поехать с Вадимом, чтобы познакомиться с Вами, ведь тогда у меня тоже будет настоящая семья.
С уважением,
Анастасия».
Подумав, она открыла «Лингву», собрала в кучку все знания, которые учителям английского удалось вложить в ее светловолосую головку, и, как могла, перевела письмо на английский. Где-то она читала, что эмигранты, особенно старые, забывают русский. Уж пусть хоть как-нибудь, но прочтет!
Настя была чертовски горда своим посланием, ей ужасно хотелось кому-нибудь рассказать о нем и о перспективах, которые открывает перед ней это родство, но она решила подождать. Если получит ответ, расскажет Лизке. А если нет – лучше не позориться. Может, она ему не нужна, князю этому?
– Лана, я могу с тобой поговорить?
– Конечно, тетя Рая. Что случилось?
– Пока, я надеюсь, ничего, хотя ручаться никто не может.
Лана, с удовольствием поглощавшая рыбу под сливочным соусом, перестала жевать и в тревоге уставилась на тетушку. Та монументально возвышалась у плиты и что-то помешивала в кастрюле. Обретя благодарную аудиторию, по достоинству оценившую ее кулинарные таланты (в основном в лице Лизы и Насти), тетя Рая буквально расцвела. Даже ее волосы, уложенные рыжей халой, стали как-то ярче. Впрочем, может, она исчерпала старые запасы и купила свежую хну? Так или иначе, она много и с удовольствием готовила, принимала похвалы своему таланту, и вообще, Лана не уставала повторять всем и каждому, что ей повезло с тетушкой Марка.
– Она считает себя моей свекровью, – рассказывала она Тате, – готовит, ворчит, смотрит за Настей.