– Ну слава богу, – пробурчала Кира. – Я уж думала, лежать нам на дне какого-нибудь котлована.
– А вот как, интересно, такое фривольное название сочетается с возвышенной поэзией? – заметила Рина.
– И ничего не фривольное… – Дуська готова была защищать и клуб, и своего новообретенного гуру. – Нормальное название. Не какой-нибудь там «Ешкин кот». А поэзия, она бывает разная… и мартовская тоже, если хотите знать!
– О, никак твой друг пишет эротические стихи? – оживилась Кира.
– Он много чего пишет. Сегодня здесь будет несколько поэтов… и поэтесс, так что вам найдется на ком оторваться.
Клуб состоял из длинной и довольно круто уходящей вниз лестницы и нескольких помещений, которые ветвились от освещенной тропинки направо и налево загадочными полутемными пещерами. Сначала посетитель попадал в бар, потом, если хватало сил и денег двигаться дальше, можно было отыскать курительный салон, затем еще зальчик, наверное для дискотек, и закрытые двери, и лишь после поворота – довольно просторное и традиционное помещение кафе; в одном углу крохотная эстрадка, в другом – барная стойка.
Народу было немного, и, когда девушки сели за столик и заказали коктейли, Кира не преминула пройтись по поводу малочисленности публики.
Дуська опять ощетинилась и принялась что-то вещать о бездуховности общества и монетаризации ценностей. Но минут через двадцать она впала в задумчивость и принялась терзать свой телефон.
– Дуська, здесь, наверное, и связи-то нет, – заметила Рина. – Мы же в подвале.
– Мне не нужна связь, я ищу эсэмэску… ой.
– Что?
– Ну… я тоже вообще-то удивилась, что народу так мало…
Кира уставилась на подругу взглядом василиска и предположила:
– Ты перепутала день!
– Нет, только время! Начало через час.
– Дуська! Какого же черта мы неслись сюда сломя голову!
– Ну, не преувеличивай, – вступилась Рина за подругу. – Не так уж мы и неслись. А раз уж пришли пораньше, то давайте просто посидим, поболтаем… наверное, тут можно съесть что-нибудь.
Час тянулся медленно. Меню никого не вдохновило, Кира дулась, Дуська оправдывалась, Рина старалась сглаживать непрерывно выпирающие в разговоре острые углы.
А потом пошел народ, и вскоре подруги уже тихо радовались, что успели устроиться с комфортом. Сперва публика заняла все стулья и сидела за столиками. Потом столики, как занимающие жизненно необходимые места, стали выносить куда-то, а на их место добавлять стулья. Часть народа рассаживалась непосредственно на пол перед эстрадой. Сказать, что подруги были удивлены, – не то слово.
– Однако тяга людей к искусству порой пугает, – пробормотала Кира, опасливо глядя, как над ее головой проносят поднос с коктейлями. Причем официант к цели даже и не пытался пробиться. Он просто выслушал крики и пожелания с другого конца зала, пересчитал присланные деньги, а потом загрузил бокалы и стаканы на круглый большой поднос и отправил его в плавание – из рук в руки поднос продвигался к цели и постепенно терял емкости с напитками и соломинками.
Собственно вечер состоял из выступления двух людей, хотя заявлены были трое, но третий где-то потерялся. Сперва читал стихи и что-то вроде лекции о смысле бытия Николай Станиславович.
А затем милая девушка, только-только вернувшаяся из Индии, читала путевые заметки, прозу и стихи. Публика обоих авторов принимала тепло, слушатели много хлопали и порой просили прочесть что-то особенно полюбившееся.
Рину зрелище это оставило в основном равнодушной. Поэзия казалась ей всегда неким актом душевного стриптиза, и она либо испытывала неловкость за людей, которые это делают, либо восхищалась ими, но как-то отстраненно. Бывает, что у человека нет слуха, нет способности внутренне соучаствовать музыке. И тогда он музыку не понимает. Мы говорим про таких людей – нет музыкального слуха. Но ведь случается, что отсутствует восприимчивость к визуальному ряду – и тогда человек равнодушен к живописи. То есть он может выучить, чем академизм как стиль отличается от импрессионизма, как звали художника и все прочее. Но у него никогда не будет любимой картины, той, в которой можно утонуть, чьи краски оживают и наполняют душу тихой радостью, или смятением, или ожиданием чего-то.
Так и Рина оставалась холодна при звуках лирики Пушкина, не любила страдания Ахматовой и Цветаевой и морщилась как от зубной боли, если где-то поблизости читали Маяковского.
Дуська, будучи барышней романтического склада, слушала своего идола открыв рот, и ее длинные пушистые ресницы вспугнутыми бабочками взлетали над очарованными озерцами ореховых глаз. Пытаясь угнаться за скакунами его мыслей, девушка порой отчаянно прижимала кулачки к груди, и тогда зрелище становилось столь трогательным, что Рина отводила глаза, испытывая неловкость.
Кира слушала Николая Станиславовича внимательно, но лицо ее оставалось спокойным, и комментировать она его выступление не стала. Зато обе подруги безмерно восхищались молодой поэтессой и хором укоряли Рину за то, что та никогда ничего подобного им про Индию не рассказывала. Там же так здорово! Дервиши! Священные коровы! Много-много храмов и богов! Ганг! Брахмапутра, в конце концов. Рина лишь пожимала плечами. Рассказ девочки ей тоже понравился, но в Индию она больше не поедет. Никогда. Never again.
В целом вечер удался, и Рина вернулась домой в хорошем настроении. Она переоделась в шелковую пижаму, погладила по пузику бодхисатву, полила цветы, сделал вид, что не хочет есть, и включила компьютер.
Так, у Машки все хорошо. Рина с благодарностью улыбнулась бронзовому Будде, и тот блеснул глазами из-под полуопущенных век.
Дальше что тут… письмо от Андриса. Дочке годик исполнился. Жена уехала куда-то по делам, и он один развлекал ребенка. Хюльда процветает и передает привет. Сам Андрис дистанционно учится траволечению, а потому теперь много гуляет в поисках лекарственного сырья.
Рина некоторое время сочиняла ответ, потом зашла на сайт турфирмы, которая организовывает поездки по садам специально для любителей и профессионалов.
Здесь нашлось много интересного, и Рина твердо пообещала себе, что обязательно съездит в этом году в Голландию, надо только правильно выбрать время: между праздниками, чтобы не подвести Киру.
А через неделю Кира удивила подруг, пригласив их в гости.
– А повод? – допытывалась Дуська.
– Увидишь. Будет сюрприз.
– Да мы недавно у тебя были… – Вспомнив посиделки на ковре, Дуська поежилась. – Давайте, может, в кафе сходим? Или к Рине? У нее хоть мебель нормальная есть.
Кира обратила на подругу строгий взгляд голубых глаз, и Дуська стушевалась:
– Ладно, я ничего. Сюрприз – это хорошо… наверное.
Сюрприз заключался в том, что квартира Киры, до того девственно пустая, не считая ковров и кровати, оказалась полностью меблированной. Дуська моментально поджала губы и, похоже, обиделась.