Под его руководством я освоила нехитрые операции и благополучно доложилась маме. Потом пошла на экскурсию по жилищу подруги.
Надо сказать, квартира у Светки шикарная – четыре большие комнаты и кухня, два балкона, два санузла. Само собой, я знала, что это не та площадь, которую оставил ей Николай. Она и Ромиль продали две свои отдельные квартиры, добавили денег и купили эту. От своего восточного красавца подружка успела родить еще двух девчоночек-двойняшек. Темноглазенькие и шустрые, они носились по квартире, под руководством Машки специализируясь в разных безобразиях – раскидывании вещей, выворачивании на пол содержимого ящиков и шкафов, швырянии друг в друга едой. Светка относилась к царящему в доме бардаку с философским спокойствием и умудрялась рулить не только своим сумасшедшим домом, но и каким-то мелким бизнесом. Дети приняли меня хорошо, и я стала чем-то вроде няньки. Не могу сказать, что была сильно против – я маленьких люблю. Мы строим башни из конструктора, раскладываем вещи по принципу «носочки сюда, трусишки туда», вместе варим кашу и играем в ладушки. На ночь я читаю им книжки.
Само собой, я не все время сижу дома. На следующий же после приезда день пошла гулять в центр. Вот и Москва, город хлебный. Не помню, из какого фильма или старой книжки приплыла эта фраза. Но потенциал здесь огромный и возможности тоже. Недаром народ, по большей части, несется куда-то вытаращив глаза и плохо замечает окружающих. Наверное, страх как боятся упустить те самые возможности. Мне город показался слишком шумным, после дождя – грязь немыслимая, и слишком много народу. Толкотня в Риме не раздражала, потому что очевидно было – сезон кончится, туристы уедут, и жители отдохнут, заживут спокойно. Но здесь понятно, что никто никуда не денется и пробки как на улице, так и в метро – явление не сезонное, а круглогодичное.
На дворе стоит сентябрь, практически лето еще, только утром прохладно, и березки уже роняют круглые золотые листочки. Поскольку всю мою жизнь я учусь, сначала в школе, а потом в институте, то привыкла, что сентябрь – это начало трудов. И сейчас так странно чувствовать себя не при делах, что мне как-то даже не по себе. Надо работу искать, и как можно быстрее.
Через пару дней оказалось, что подружка уже позаботилась о моем трудоустройстве.
– Ты будешь офис-менеджером. Муж как раз поменял работу, они там людей набрали, так что без тебя никак.
– Господи, а что делать-то надо?
– Быть завхозом и по совместительству мамкой-нянькой. Закупать канцтовары, хозтовары, следить за уборщицами, кто когда пришел и ушел. Место неплохое, чудиков не пугайся, программеры – они все с прибабахом.
Я вздрогнула и понадеялась, что это не так.
Я вышла на работу. Светка пересмотрела мое барахло, добавила кое-что из своих вещей и сказала: сойдет, пока не траться, вот будут новогодние распродажи – тогда закупимся. А пока копи деньги.
Первый раз меня на работу отвез Ромиль, а потом пришлось ездить самой – его утро чаще всего начинается со встреч с клиентами, поскольку трудится Светкин благоверный в маркетинге.
Офис произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, все почти шикарно – новое помещение, стены и потолок, отделанные светлыми панелями, яркий свет, немаркое ковровое покрытие на полу, новая же мебель и стадо компьютеров, чье поголовье, по-моему, превосходит количество работающих человеков. Компы живут своей загадочной жизнью – они сияют экранами, подмигивают зелеными и красными огоньками мониторов и системных блоков, раскидывают свои хвосты – провода, так что по офису приходится перемещаться глядя под ноги, как по минному полю. Но даже электронное зверье можно отнести к плюсам, в конце концов, кормить его не надо, убирать за ним тоже. Ну, попискивает и хрюкает иногда. Но вот что меня пугает иной раз до мурашек – это народ. Какие-то они странные. Во-первых, работники контактируют между собой очень мало и весьма официально, неохотно. Частично это можно объяснить тем, что их – как и меня – наняли недавно в связи с расширением офиса. Как я поняла, хозяин срубил на чем-то приличные бабки и решил вложиться в расширение компании. Но все равно, как может человек, которого представили «нашим лучшим и старейшим сотрудником», смотреть на окружающих пустыми глазами и проливать кофе на ковер с такой регулярностью, что ковровое покрытие возле его рабочего места приобрело коричневый оттенок? И потом, если этот сотрудник – старейший, то сколько же лет фирме? Сотрудник, которого все зовут Ежиком, выглядит как пятнадцатилетний пацан. Я не поленилась залезть в папку «Кадры», которая была в свободном, между прочим, доступе, на том же компе, где мне полагается вести мою бухгалтерию, так что нечего мне пенять. Так вот, Ежику недавно исполнилось девятнадцать, и в документах у него имеется весьма интересный диагноз, в результате которого, видимо, парню армия не грозила. Что это – я не поняла, но слова «синдром» и «шизофрения» знаю даже я. Несколько дней я от нашего лучшего программиста шарахалась, потом подумала: а вот почему это Ежик не принимает никаких лекарств? Кофе он пьет ведрами, это я вижу. Проливает его – да. Ест тоже – хотя мало и нерегулярно, в основном полуфабрикаты. А лекарства? Набравшись наглости, я пристала с расспросами к начальству. Начальством у нас значится Борис – пронырливый мужичок лет сорока пяти, лысеющий блондин с тонкими губами. Он сам тоже вроде как программист, но выглядит вполне адекватно. Само собой, я не стала так прямо спрашивать, не набросится ли на кого-нибудь шизоидный Ежик, а промямлила что-то по поводу того, что ест он мало, уходит поздно и вообще – я беспокоюсь: есть ли кому за ним присматривать?
Боря кивнул и принялся живописать Ежиково житье-бытье. Он живет с мамой. Она, правда, художница и периодически тоже... э-э... впадает в творческий загул. То есть пишет картины и обо всем забывает. Но в целом они могут себя обслуживать, хмыкнул Боря. Потом подумал и взглянул на меня благосклонно:
– Но ты молодец. И раз уж твоя женская натура отягощена материнским инстинктом, то присматривай за парнем, ладно?
– Это в каком смысле?
– Чтобы он хоть ел каждый день. Специально для наших ненормальных держу морозилку и микроволновку. Покупай продукты, полуфабрикаты... среднее что-нибудь; дерьмо не бери, но и фуа-гра не надо. И следи, чтобы он ел. Он гениален, но живет в своем мире и поэтому иной раз забывает о насущном.
– А лекарства? – быстро спросила я. – Ему что-нибудь нужно?
– Да нет, я, честно сказать, когда его к себе брал – четыре года назад – и справку с диагнозом увидел, то не пожалел денег и пригласил профессора. Тот сказал, что мальчишке нужен только уход, питание и чтобы ему не мешали заниматься любимым делом – писать компьютерные игры, создавать свой мир. Вот это все я ему и обеспечиваю. И еще деньги плачу неплохие, на которые он с мамой живет, потому что сама она ни фига не зарабатывает – продается ее мазня плохо.
Так у меня появилось домашнее, то есть офисное, животное. Я прихожу в офис, кормлю его, критически оглядываю и иной раз отправляю домой со словами:
– Иди помойся и переоденься. Потом приходи.