Мало того, она даже проводить государыню в далекую дорогу не приехала, сославшись на свои нервы в присланной записке. Екатерина ответила весьма примечательно:
«Вы поступили в этом случае, как и во всех других, умно и рассудительно. Письменное «прости», конечно, лучше».
И выкинула строптивую подругу из головы. Пусть сидит себе в кабинете, когда есть возможность воочию увидеть столько интересного.
7 (18 по новому стилю) января ровно в 9 утра императрица вышла к своей карете, широко перекрестилась на кресты церкви и, опираясь на руку Мамонова, села на свое место. Рядом, кроме Мамонова, устроились Анна Протасова и двое иностранцев – Кобенцель и Сегюр.
– С богом!
Карета тронулась, за ней потянулись остальные. Остававшиеся махали платочками и провожали взглядами огромный поезд из 14 карет, 124 саней с кибитками и 40 запасных саней, под колокольный перезвон вытянувшихся на целую версту, – началось знаменитое путешествие императрицы Екатерины «в полуденный край России». Морозец градусов 18 то ли от возбуждения, то ли из-за отсутствия ветра не ощущался, государыне пришлось даже заметить Мамонову, чтобы накинул шубу, это только кажется, что не холодно…
Вместе с Екатериной в путь отправились 3000 человек! Но по пути следования для всех были готовы кров, пища и развлечения. Ехали не торопясь, у Екатерины было требование – не изменять ее привычный распорядок дня. Она по-прежнему вставала в шесть утра, занималась делами, и в путь отправлялись в 9 утра. В 12 вставали на обед и с 15 до 19 снова ехали. На границах губерний государыню встречали губернатор с чиновниками и сопровождали до следующей губернии, отвечая на любые интересующие вопросы.
Путь до Киева поделен на 78 отрезков с обедами и ночевками. Заранее заготовлено все необходимое – от провианта до овса для лошадей, от постелей до ночных горшков… Столовая посуда на обедах использовалась только раз, было решено оставлять ее на память на месте, как и постельное белье, и все остальное. И впрямь, тащить с собой еще и это для такого количества человек казалось просто невозможно. Не все сразу поверили, что получат необходимое в пути, а потому, особенно у дам и иностранцев, кибитки были набиты всякой всячиной, зачастую ненужной. Постепенно обременительные вещи оставлялись в местах ночевок и ехать становилось легче.
Ничего не оставляла только государыня, потому что не брала, она верила своему батеньке, если тот сказал, что в путевом дворце для нее будет готов, например, лед для умывания, значит, будет! А множество книг, которые Екатерина везла с собой, она оставлять не собиралась нигде.
К Смоленску Мамонов все же умудрился простыть, причем очень сильно. Кроме того, у многих иностранцев болели глаза от снежной белизны. Доктору Роджерсону пришлось изрядно потрудиться. Государыня страшно испугалась, узнав, что у Александра Матвеевича болит горло! Она в ужасе требовала от Роджерсона сказать ей всю правду! Неужели и этот?!
Роджерсон успокаивал:
– Нет, матушка, господин Мамонов просто простужен. Нужно теплее одеваться и носить шапку. Все же зима…
Но Екатерина не находила себе места, пока у Мамонова не спала температура и ему не стало полегче. После этого Александру Матвеевичу было категорически запрещено выглядывать из кареты, выходить на остановках и сидеть без шубы. Разумная в отношении собственных внуков, Екатерина страшно боялась за взрослого уже Мамонова, чем его сильно злила. Чувствовать себя в положении любимой собачки, которую беспрестанно тискают, но не позволяют даже отбежать в кусты, мало кому бы понравилось. А жаловаться некому, Потемкин умчался вперед, готовя встречу в своих землях.
Князь должен был присоединиться к остальным в Киеве. Туда же подъезжали еще несколько участников экспедиции.
Первое время, конечно, было суматошно, но постепенно все успокоилось, путешествие благодаря прекрасной подготовке и продуманной организации оказалось весьма комфортным и приятным.
Для государыни соорудили совершенно немыслимый экипаж, состоявший из нескольких комнат, в нем имелась небольшая библиотека (куда ж без книг?), гостиная на восемь человек, даже игральный столик для карт. В пути Екатерина могла работать, принимая сановников, выслушивая секретарей, делая записи. Это, кстати, говорило о качестве дорог, на ухабах много не попишешь. Вот вам и пресловутая проблема, которая в России якобы с древних времен. Дорога – это не потемкинская деревня, ее на холсте не нарисуешь и ухабы краской не замажешь, если ее нет, так, сколько ни разукрашивай, не появится. Тащили это сооружение тридцать лошадей, запряженных цугом. Экипажа было два на случай поломки.
Ехали очень весело, иногда к вечеру животы болели от смеха. Частенько, к полнейшему изумлению иностранцев, сама Екатерина устраивала настоящие импровизации со своим давним приятелем, Львом Нарышкиным. Сначала не очень понимая, что происходит, даже Сегюр, хорошо знакомый с веселым нравом государыни, терялся. Однажды за рассказанный каламбур Нарышкин получил чашу отменного рейнского, ему понравилось, и Лев потребовал такого же за каждый следующий анекдот. Предвидя веселье, Екатерина категорически отказала. Тогда Нарышкин закатил шутейный скандал, к которому подключилась и государыня. Принц де Линь и граф Сегюр с растерянностью наблюдали, как «ругаются» Екатерина с Нарышкиным! Их взаимные обвинения были столь нелепыми, что скоро стало ясно, что это розыгрыш, только как реагировать?
Закончилось и вовсе весело. Екатерина с Мамоновым крепко ухватили «бунтовщика» с криком:
– А вот мы тебя охладим!
От Сегюра потребовали горсть снега, которую тот спешно подал, ожидая, что Нарышкина просто умоют, но Екатерина поступила куда более вольно. Она затолкала снег… в меховые штаны обер-шенку! Взвывший от неожиданности и холода Нарышкин бросился вытряхивать таявший снег.
Государыня как ни в чем не бывало налила остальным по чаше вина и протянула со словами:
– Вот вам, господа, только еще не просите, снега вокруг вон сколько.
– А мне? – подал голос из угла чуть пришедший в себя Нарышкин.
– Чего тебе, снега или вина?
– Конечно, вина, снега уже достаточно.
Бедолаги иностранцы чаши с вином приняли осторожно, кто знает, на что еще способна расшалившаяся государыня? Екатерина весело рассмеялась:
– Пейте, пейте, я сегодня уже нашалилась…
По сторонам дороги время от времени попадались стоявшие в сугробах вместе со своими лошаденками мужики, которые, сняв шапки, терпеливо пережидали, пока проедет огромный поезд. Де Линь кивнул на одного такого, увязшего с дровнями в сугробе по пояс:
– Как он выберется?
Екатерина насмешливо глянула Карлу-Иосифу в глаза:
– О том подумано уж. Позади всего поезда едет нарочная служба, из снега вытащат и двугривенный за хлопоты и обиду дадут.
Вообще императрица сразу предупредила Потемкина и всех, кто организовывал поездку: местное население не обижать. Ей не хотелось понимать, что вслед понесутся проклятья и обидные слова, напротив, лучше, если с удовольствием вспоминать станут. Именно поэтому все, что только можно, делалось по ходу за государственный счет, по 500–600 лошадей на каждую стоянку поставляли заранее, как и корма для них. Все, вышедшее из строя при малейшей поломке, оставляли там, где приходилось менять. Продовольствия для гостей и корма для лошадей запасено столько, что доставалось и местным.