— Прощай, — бросила сухо, хотела сразу же закрыть дверь, чтоб не видеть его недоуменного взгляда. «Нет, ну просто сама невинность!» Но сдержала себя и добавила: — Совет на будущее: не разбрасывай телефоны где попало.
— Что? — Он приподнялся, сел, смотрел все так же недоуменно, но она заметила, это всего лишь маска. Гоша все прекрасно понял, не сразу, ему потребовалось несколько секунд, дураком он никогда не был. Сопоставил, прикинул — дошло. На всякий случай изобразил на лице благородное негодование, но она-то успела заметить, успела!
«Сейчас начнется. До чего же противно!» Не дожидаясь дальнейших разбирательств, она хлопнула дверью, отрезала от себя Гошу с его лживыми масками.
Выскочила из квартиры. Он даже не пытался остановить. На улице, садясь в машину, она почувствовала обиду оттого, что Гоша даже не оправдывался.
Кое-как вырулила со двора. «Только бы не наехать на кого-нибудь!»
Запел телефон. И, как назло, на светофоре она чертыхнулась, резко дернулась с места, чуть не въехала в машину. «Черт! Черт! Черт!»
Выровнялась, не глядя на дисплей, ответила. Оказалось, Гоша! Конечно, разве он смог бы так просто отпустить ее. Последнее слово должно было остаться за ним. Высказался, да еще таким мерзким, менторским тоном, по его словам выходило так, что она невоспитанная хабалка, роющаяся в чужих телефонах. И так ловко, так обстоятельно, логично. Она только рот открывала как рыба. От возмущения не смогла сказать ни слова. А уже короткие гудки. Гоша, стало быть, обиделся!
Так-так-так! Теперь она должна чувствовать себя виноватой.
Еще чего!
Рядом рявкнул автомобильный клаксон. Рита едва успела затормозить. Ужас какой-то, она так домой не доедет, непременно попадет в аварию.
— Ну-ка, возьми себя в руки, — приказала она себе. Прижалась к обочине, притормозила, посидела немного, отдышалась. Вдо-о-ох — выдох! Вдо-о-ох — выдох! И так несколько раз, пока не перестало стучать в ушах и не унялось дрожание пальцев.
Снова звонок. На этот раз Аня. Рита обрадовалась. Выпалила скороговоркой все, что с ней случилось. Аня сразу захлопотала, предложила приехать, забрать, отвезти. Ее сочувствие, ее искреннее желание помочь подействовали именно так, как Рите было нужно.
— Нет, не надо, я уже близко. Доеду, — пообещала она. Но Аня взяла с нее слово, что она непременно перезвонит, когда будет дома.
Рита больше не чувствовала себя одинокой. Вокруг люди, дома ждала дочь, мама беспокоилась, родственники, друзья, просто знакомые, сослуживцы… их было много, мужчин и женщин, готовых прийти на помощь по первому требованию и даже без него. Она взрослая самостоятельная женщина. У нее есть все, а если чего-то нет, то она в состоянии добиться этого, «без всяких мужиков, заметьте!», напомнила она себе.
До работы добралась уже абсолютно спокойная. Ну, почти спокойная, чтоб не покривить душой. Где-то в глубине плескалась обида, но воспринималась эта обида неким атавизмом, пережитком. Взрослая самостоятельная женщина Рита могла рассуждать вполне логично. Что, собственно, произошло? Да ничего особенного. Подумаешь — любовник изменил! Эка невидаль! Она сама ему не изменяла разве? У самой-то рыльце тоже в пуху, так чего же теперь душу рвать? Ей с ним детей крестить? Жизнь доживать? Чай, обета друг другу не давали, чтоб в горе и радости, значит…
И какого хрена она полезла в его телефон? Он ей муж? Что она там намеревалась отыскать? Полезла — нарвалась. «Так тебе и надо, дурочке», — с грустной улыбкой укорила себя Рита.
«Зачем? Зачем? — сетовала она, паркуясь. — Вот осталась без мужика, да еще и настроение себе испортила».
Надо было привести себя в порядок. В офисе никто не должен догадаться о том, что у нее что-то не так. Сказалась многолетняя привычка — на работе выглядеть ухоженной, успешной, спокойной, счастливой. Она не терпела слухов за спиной и старалась не давать повода к сплетням.
Достала из сумки пудреницу, взглянула на себя в зеркальце, поморщилась. Лицо усталое, мешки под глазами, и вообще глаза какие-то больные… Не стоит на это обращать внимание. Сейчас она чуть подкрасит губы, заставит себя улыбнуться и пойдет на работу. Там она выпьет кофе и погрузится в ежедневную обычную деловую суету. А к вечеру все забудет.
«И больше никогда! Слышишь, дорогуша! Никогда не позволяй себе подобного!» — напутствовала строго.
Жизнь должна вернуться в привычное русло. Без тревог и волнений. От них портится цвет лица.
А Гоша? Рита вздохнула и взглянула на дисплей телефона, где значились неотвеченные звонки. Гоша никуда не денется в конце концов…
— Рита?
Услышав свое имя, она машинально повернула голову.
Он несколько обрюзг, обзавелся брюшком, полысел, но…
— Костенко!
Он подошел к ней вразвалку, с видом человека, знающего себе цену, уверенный, с чуть заметной усмешкой на губах. Но Рита знала, это всего лишь маска, она успела заметить, как менялось выражение его лица, пока он приближался к ней, шаг за шагом наползал твердый панцирь, защищающий нежное нутро.
Она улыбнулась и протянула руку. Костенко проигнорировал, ловко притянул к себе, коснулся губами щеки.
— А я смотрю, ты не ты? — он принужденно засмеялся.
Рита вывернулась из его объятий, покосилась на окна, наверняка кто-нибудь из сослуживцев увидел, могут пойти ненужные разговоры.
— Нет, ты не изменилась. — Он произнес это с легкой грустью.
— Это комплимент? — спросила Рита, ей хотелось быть вежливой.
— Скорее нет, чем да, — ответил он.
— Понятно, — ей стало смешно, — какими судьбами?
— Да так, заехал по делам…
— Давненько тебя не было.
— Все меняется, — уклончиво ответил он. — Слушай, что мы тут стоим, как неродные, давай посидим где-нибудь? Я могу пригласить тебя поужинать? — В его голосе появились заискивающие нотки.
«Почему бы и нет?» — подумала Рита:
— Пожалуй…
У него заблестели глаза и чуть порозовели щеки.
«Надо же, как обрадовался», — отметила про себя Рита.
— Я заеду за тобой около шести? — прозвучало полуутвердительно, полувопросительно.
— Хорошо, — легко согласилась она.
— До вечера. — Он молодцевато развернулся и направился к (кто бы сомневался!) дорогущему авто. Костенко всегда любил пустить пыль в глаза. Мальчишка из нищей семьи, можно сказать, сирота, отца не помнил, мать умерла, воспитывался у тетки в глухой провинции. Теперь, когда он вырвался из нищеты, он страшно собой гордился и требовал, чтоб и окружающие восхищались им и одобряли все, что он делает. В свое время Рита испытала на себе его комплексы, выслушивала длинные дифирамбы, Костенко увлеченно воспевал самого себя, если больше не было никого, кто согласился бы.