— Собирайся и уходи.
Вот тогда он испугался.
Куда, спрашивается, идти? К Вике? Извините покорно! Во-первых, они расстались, а во-вторых, он никогда не собирался к ней уходить. Одно дело иногда проводить время с любовницей, и совсем другое — жить с ней. Ну да, после скандала Игорь попытался дозвониться ей, нашла блажь, захотелось вернуть. Но Вика оказалась покрепче Дашки, на нее не действовали письма с любовными признаниями, а на звонки она просто не отвечала.
Упорство бывшей любовницы неприятно задело Игорька, он-то был уверен в том, что Вика его любит…
Несколько ночей он просидел у компа, смотрел старые фильмы и думал. Он так много думал, что перестал замечать что бы то ни было вокруг себя. И вот домечтался…
Связь с Викой открылась. Пришлось включиться в действительность. А действительность выглядела так: на мониторе несколько строчек с пресловутым «люблю», а рядом жена с разом почерневшим лицом. Игорь начал извиняться, твердил: «ничего нет и не было» и «все кончено». Но Вера не слушала и не слышала его. Сын был дома, забился в комнату. Игорь понимал, что сейчас, именно сейчас происходит что-то страшное, неуправляемое, что-то, что может разрушить его жизнь.
Вера ушла в другую комнату, он побежал за ней.
Она лежала на полу ничком. Он не сразу разглядел ее, потом наткнулся, попытался поднять. Она не реагировала. «Что я буду делать, если она сейчас умрет?!» — пришла страшная мысль. Игорь лег рядом, хотел обнять, Вера сжалась тугим комком.
— Милая, милая, ну прости, прости меня, — бормотал он лихорадочно, ползал на коленях, целовал руки и снова бормотал извинения. — Я запутался, я так запутался… это наваждение, бред! Я прошу! Прошу тебя! Ну не молчи!
Она пошевелилась, приподнялась, села, обхватив руками колени, и спросила чуть слышно:
— Как жить?
Игорь обрадовался, наконец-то хоть что-то сказала, заговорил сбивчиво:
— Ну, все, все… Все кончилось. Я обещаю, я…
— Как мне дальше жить? — перебила его Вера.
Этот простой, в общем-то, вопрос поставил его в тупик. Игорек не знал на него ответа. Что сказать? «Хорошо жить», например… Но эти слова ничего не значат. Он знал все, что может услышать: «Как ты мог?» или «Есть ли для тебя хоть что-нибудь святое?». И тогда он снова запутается в словах, а слова — это только слова. Игорь уже столько раз говорил их и Вере, и тем, другим… Он говорил то, что они хотели услышать, и поступал так, как от него требовали.
«Господи! За что мне все это?» — произнес он мысленно, но на этот вопрос не было ответа.
— Вера, прости меня, пожалуйста, — попросил Игорь, — я все исправлю… я люблю тебя…
Она засмеялась тихонько, как будто хватала воздух короткими вздохами, а потом у нее началась истерика.
Он бегал на кухню за успокоительным, боялся заглянуть в комнату к сыну, метался туда-сюда, хотел вызвать «Скорую». Потом вдруг вспомнил об отце Николае и, схватив телефон, набрал его номер.
Заговорил, прикрывая ладонью трубку:
— Коля, у меня проблемы! Вера… Короче, она кое-что узнала…
— Приезжайте немедленно! — велел батюшка.
— Я же без колес! — напомнил Игорь.
— На электричке или такси вызови, позвони Сергею, в конце концов! И дай трубку Вере.
— Понял! — Игорь метнулся к жене. — Отец Николай с тобой поговорить хочет, — сказал он, протягивая телефон.
Вера подняла голову, посмотрела безучастно, но трубку взяла, поздоровалась вяло, с трудом ворочая языком. Она все еще всхлипывала, дрожала, отвечала односложно, только «да» или «нет». Наконец произнесла — «хорошо». Игорь выдохнул с облегчением, начал звонить Сергею. Он понимал, в электричку в таком состоянии Вере нельзя, да и в такси тоже. А Серега — он все знает, так что не будет задавать лишних вопросов. Только бы жена его отпустила.
Очень трудно врать сразу трем женщинам, даже если они сами этого хотят.
В ту ночь они долго сидели у отца Николая на кухне. Вера хоть и нервничала, но сдерживала себя. Игорь наблюдал за женой. Она не смотрела на него, говорила с батюшкой:
— Когда я ехала к тебе, то думала — сделаю так, как ты скажешь. Я ко всему готова.
Отец Николай крякал, вздыхал, поглядывал на молчащего Игоря.
— Отче, как мне жить? — в который раз спрашивала Вера. — Я совершенно деморализована, слово-то какое дурацкое, — она сбилась, подумала, — понимаешь, все рухнуло в одночасье, и я ничего не понимаю. Я думала, мы вместе, мы семья, понимаешь? А на самом деле я теперь не знаю, с кем жила все эти годы, что за человек был рядом со мной. Неужели все ложь? Отче? Может, нам разъехаться?
— Что же ты молчишь, Игорек? — мягко спросил батюшка.
— Я? — Игорь вздрогнул. От него снова требовали принятия решения, а он не знал, что сказать. — Что же я могу? Я уже пообещал…
Вера повернулась к нему:
— Игорь, ты же не ребенок, а я не твоя мама.
Игорь отвел взгляд. У Веры буквально за несколько часов изменилось лицо, запали глаза, резче обозначились скулы, и вся она потемнела, как грозовое облако. Отчего казалась ему очень красивой.
Он откашлялся:
— Отче, Вера мне родной человек, ближе ее нет никого, ты же знаешь, — тихо сказал он.
Батюшка кивнул:
— Вы, конечно, можете разъехаться, но я не уверен, что это правильный выбор. Разъедетесь и больше не сойдетесь.
Вера кивнула, соглашаясь:
— Да, скорее всего…
— Надо постараться простить друг друга, — сказал отец Николай.
Игорь быстро кивнул, взглянул на Веру. Она сидела, опустив голову. Думала.
— Да, я поняла, — произнесла она, соглашаясь.
— Будем молиться и просить у Господа вразумления. Господь управит.
Утром во время исповеди Игорь, страдая от стыда, признался отцу Николаю в том, что у него помимо Даши была еще другая женщина. И именно о ней узнала Вера. Ждал удивления, порицания, но не дождался. Отец Николай тяжело вздохнул и спросил только: «Каешься?» «Каюсь», — ответил Игорь. Вдруг горло сжало спазмом, и он зарыдал, горько, как в раннем детстве. Было нестерпимо стыдно перед отцом Николаем, перед Верой, Дашкой, ее дочерью, Викой, перед всеми, кого он обидел, и перед собой.
Батюшка отпустил ему грехи.
После службы, улучив момент, потихоньку попросил Сергея ни о чем не спрашивать Веру.
Все время старался взять ее за руку, обнять за плечи, прижать к себе. Он испытывал к ней неизъяснимую нежность. Ему казалось, что ее бледное от бессонной ночи и переживаний лицо светилось, темнота ушла, и только глаза оставались тревожными. А Игорю хотелось прогнать эту тревогу, хотелось защитить, спрятать жену от беды.