Джулиан повел жену в гостиную, и Брук все еще надеялась, что общения удастся избежать, сразу перейдя к еде, но… хозяева и гости сидели лицом к лицу на одинаковых ультрасовременных банкетках одержанных тонов.
— Брук, Джулиан! — Хозяйка дома улыбнулась, но не встала. — Как приятно, что вы смогли прийти!
Брук сразу уловила в тоне упрек за опоздание.
— Извините, Элизабет, мы задержались. В метро было так…
— Главное, добрались, — перебил доктор Олтер, обхвативший, как женщина, ладонями пузатый бокал с апельсиновым соком. Небось и груди всех своих пациенток так же оглаживает, подумала Брук.
— Брук! Джулиан! Что случилось? — Отец Брук вскочил с места и обнял обоих своих детей одним крепким движением, видимо, прервав обсуждение отдыха на природе в кемпинге как несомненно полезного для Олтеров. У Брук не хватало духу его осуждать.
— Здравствуй, пап. — Она обняла отца и подошла к Синтии, которая не могла встать с дивана, поскольку рядом оказалось столько людей, и неловко обняла нагнувшуюся Брук. — Привет, Синтия, рада тебя видеть.
— А я тебя, Брук! Мы с таким удовольствием сюда приехали! Мы с твоим отцом как раз говорили, что уже и не вспомнить, когда мы в последний раз выбирались в Нью-Йорк.
Брук понадобилось некоторое время, чтобы составить мнение о том, что сотворила с собой Синтия, явившись в красном, как пожарная машина, брючном костюме из полиэстра, белой блузке, черных лакированных туфлях без каблука и с тройной нитью фальшивого жемчуга на шее. Ансамбль завершала высокая прическа со множеством завитков, залитых лаком. Синтия словно решила изобразить Хиллари Клинтон на выступлении президента США о положении в стране, когда та желает выделиться в море темных костюмов. Брук, понимала, что мачеха всего лишь действовала в соответствии со своими представлениями о том, как одеваются богачки на Манхэттене, но убийственно ошиблась, и это особенно бросалось в глаза в гламурной, с намеком на азиатский стиль, квартире Олтеров. Мать Джулиана, будучи старше Синтии на двадцать лет, казалась ее младшей сестрой в своих Облегающих темных джинсах и невесомом кашемировом палантине поверх облегающей туники без рукавов. Сегодня Элизабет надела изящные балетки с изысканно-незаметным логотипом «Шанель», а из драгоценностей на ней были только золотой браслет и любимое кольцо с крупным бриллиантом. Лицо сияло здоровым загаром, оцененным легким макияжем, волосы свободно ниспадали на спину. Брук немедленно ощутила вину, представив, как неуютно сейчас Синтии. Сама она всегда чувствовала себя пришибленной в присутствии свекрови, но ей стало неловко, когда она оценила масштабы просчета Синтии. Даже отец Брук несколько смущался своих полотняных брюк и галстука, поглядывая на дорогую рубашку-поло доктора Олтера.
— Джулиан, сыночек, тебе, как всегда, «Кровавую Мэри». А тебе, Брук, «Мимозу»? — спросила Элизабет Олтер. Этот простой вопрос, как, впрочем, и все другие высказывания свекрови, таил в себе скрытый подвох.
— Вообще-то я тоже с удовольствием выпью «Кровавую Мэри».
— Как угодно. — Миссис Олтер с неодобрением поджала губы. По сей день Брук не могла с уверенностью сказать, связана ли неприязнь свекрови с выбором сына в принципе с тем, что Брук поддержала музыкальные амбиции Джулиана, или же она просто считала невестку лишенной вкуса.
Брук с Джулианом ничего не оставалось, как занять два оставшихся свободных места — неудобные стулья с прямыми спинками. Они сидели лицом друг к другу, так близко, что едва могли пошевелиться. Чувствуя себя беззащитной и неловкой, Брук бросилась в разговор, как в омут.
— Как прошла неделя? — спросила она Олтеров, с улыбкой принимая от Кармен массивный бокал с лимонной долькой на ободке и стеблем сельдерея и едва удерживаясь, чтобы не осушить его одним глотком. — Как всегда, напряженно?
— Да, я тоже не могу понять, как вы умудряетесь жить по такому графику! — подхватила Синтия несколько громче, чем следовало. — Брук говорила, сколько э-э… процедур вы успеваете сделать за день, так это же любой без сил останется! Я тоже с ног валюсь во время вспышек стрептококковой инфекции, но вы двое — это что-то, Господисусе, просто очуметь!
Элизабет Олтер улыбнулась широкой, безгранично снисходительной улыбкой:
— Да, мы действительно все время заняты, но работа — это же так скучно! Я с удовольствием послушаю, как дела у детей. Брук? Джулиан?
Синтия осеклась, совсем упав духом от заслуженного выговора. Бедняжка словно шла по минному полю, не представляя, как выбрать безопасную тропку. Она рассеянно потерла лоб, у нее вдруг сделался очень усталый вид.
— Ой, конечно. Как у вас дела?
У Брук хватало ума промолчать. Хотя именно свекровь договаривалась для нее о собеседовании в Хантли, это было сделано, лишь когда миссис Олтер убедилась, что Брук ни за что не променяет диетологию на карьеру в глянцевых журналах, модной индустрии, аукционных домах или в области пиара. Видя, что невестка упорствует в своем желании работать непременно по специальности, свекровь не могла понять, почему нельзя заочно консультировать читательниц «Вог» или стать диетологом легиона ее подружек из Верхнего Ист-Сайда — в общем, делать что угодно, только не дежурить в «занюханной больнице, куда свозят одних бездомных и пьяниц».
Джулиан тоже не был обделен догадливостью, поэтому поспешил на выручку супруге:
— Вообще-то я хотел сделать маленькое объявление.
Брук была искренне рада за Джулиана и с трудом сдерживала ликование, но ее внезапно охватила паника. Она мысленно взмолилась, чтобы он не говорил родителям о презентации, избавив себя от неминуемого разочарования. Брук было очень больно видеть мужа в подобные моменты. Общение с Олтерами до предела обострило инстинкт самосохранения: при одной мысли о том, что они скажут, Брук готова была схватить мужа в охапку и броситься домой, подальше от их враждебности и безразличия, что еще хуже.
Все подождали, пока Кармен внесла новый графин свежевыжатого грейпфрутового сока, и повернулись к Джулиану.
— Я… э-э… только что узнал от моего нового менеджера Лео, что «Сони» устраивает мне презентацию. В ближайший четверг.
Повисла пауза — каждый ждал, что скажут остальные. Первым заговорил отец Брук:
— Я не очень представляю, что такое презентация, но новость вроде хорошая. Поздравляю, сынок! — Перегнувшись через Синтию, он похлопал Джулиана по спине.
Доктор Олтер, с явным раздражением проглотивший это «сынок», сгримасничал в свою чашку кофе и обратился к Джулиану:
— Ну, объясни же нам, непосвященным, что это такое?
— Да, значит ли это, что кто-то наконец услышит твою музыку? — подхватила Элизабет Олтер, подбирая под себя ноги, как маленькая девочка, и улыбаясь сыну. Противное «наконец» проигнорировали все, кроме Джулиана, который переменился в лице, и Брук, которая это заметила.
За несколько лет брака она привыкла, что родители Джулиана мимоходом говорят ужасные вещи, но от этого не стала ненавидеть их меньше. Когда они с Джулианом начали встречаться, он постепенно рассказал, что родители абсолютно не одобряют его образ жизни и склонности. Когда они уже были помолвлены, Олтеры-старшие резко выступили против подаренного Джулианом невесте простого золотого колечка вместо «одной из фамильных драгоценностей Олтеров», на чем настаивала его мать. Даже когда Брук с Джулианом согласились устроить свадьбу в доме Олтеров на Побережье, родители пришли в ужас от категорического требования новобрачных, чтобы свадьба была скромной, без затей — и в мертвый сезон. За годы, пролетевшие после свадьбы, Олтеры постепенно стали держаться свободнее в присутствии невестки, и на бесчисленных обедах, бранчах и праздниках Брук убедилась, какими ядовитыми умеют быть свекор и свекровь.