Первым кардинальным промахом стало решение прослушать сообщения на автоответчике. Тридцать три сообщения звучали почти двадцать минут, поскольку копились со дня церемонии «Грэмми». Перемена настроения после воскресенья, когда друзья и родственники звонили пожелать ей удачи, до сегодняшнего дня, когда почти каждое сообщение походило на соболезнование, поражала возражение. В основном сообщения были от Джулиана, включая шаблонное «я все могу объяснить»; мольбы и просьб в них было предостаточно, но ни в одном не прозвучало «я тебя люблю». По одному сообщению оставили Рэнди, отец, Мишель и Синтия, предлагая поддержку и всячески подбадривая; четыре в разное время надиктовала Нола, желавшая знать, что происходит, и рассказавшая новости об Уолтере, и одно от Хизер, консультанта из Хантли, с которой Брук встретилась в итальянской кондитерской. Остальные были от старых друзей, коллег (теперь уже бывших) и знакомых, причем каждое звучало так, будто кто-то умер. До прослушивания сообщений Брук плакать не хотелось, но по окончании у нее комок стоял в горле.
Вторым, возможно, худшим, дилетантским промахом было зайти на Facebook. Она догадывалась, что многие напишут восторженные отзывы о выступлении Джулиана, — не каждый день друзья по школе или университету выступают на церемонии «Грэмми», но вот чего Брук наивно не ожидала, так это водопада горячего сочувствия в свой адрес, от «ты сильная, ты справишься», как написала ей мать одной из подруг, до эмоционального «это лишний раз доказывает, что все мужики сволочи. Не волнуйтесь, миссис Олтер, мы за вас горой!!!» от Кайли. При других, менее унизительных, обстоятельствах Брук порадовалась бы участию, но сейчас сгорала от стыда: ее личная беда стала всеобщим достоянием. Брук не могла объяснить почему, но ей легче было представлять безымянные, безликие миллионы, рассматривающие фотографии ее мужа с девицей в «Шато Мармон»; когда же в курсе вся родня, подруги, коллеги по работе и просто знакомые, это чересчур. Почти невыносимо.
Двойной дозы амбиена, которую Брук профилактически приняла на ночь, оказалось достаточно, чтобы на следующий день она буквально спала на ходу, но не хватило, чтобы заснуть быстро и без сновидений. Утро и начало дня прошли как в тумане, который слегка развеивали Уолтер и неумолкавший телефон. Правда, Брук на звонки не отвечала. Если бы она не боялась потерять работу в Хантли, взяла бы больничный. А так пришлось встать под душ, съесть сандвич с арахисовым маслом и хлебом из цельной пшеницы и заранее двинуться к метро, чтобы не спеша добраться в Верхний Ист-Сайд к половине четвертого. К школе Брук подошла на пятнадцать минут раньше, полюбовалась увитым плющом фасадом и вдруг заметила слева от входа небольшую толпу.
Возле Хантли кучковались папарацци и, кажется, два репортера (один с микрофоном, другой с записной книжкой). Они взяли в кольцо миниатюрную блондинку в длинной, до каблуков, дубленке из стриженой овчины, с аккуратным пучком волос и брезгливым выражением лица. Жадные до новостей медиаакулы так увлеклись, что не заметили Брук.
— Нет, ничего личного сказать не могу. — Женщина отрицательно покачала головой, затем, послушав секунду, вновь ответила: — Нет, я с ней ни разу не общалась — моей дочери не требуется консультация по правильному питанию, но…
На долю секунды Брук остановилась послушать, что говорит о ней незнакомка.
— Думаю, я выражу всеобщее мнение, что внимание такого рода несовместимо с нормальной учебной обстановкой. Моя дочь должна думать об алгебре и игре в хоккей с мячом, а вместо этого она отвечает на звонки репортеров, которые просят ее прокомментировать информацию таблоида. Это неприемлемо. Вот почему родительский комитет потребовал немедленного увольнения миссис Олтер.
Брук замерла, ахнув. Женщина заметила ее, и плотное кольцо, окружавшее трех женщин — рядом с блондинкой в дубленке стояли еще две мамаши, — распалось, чтобы сомкнуться вокруг нее. Сразу посыпались вопросы:
— Брук, вы знакомы с женщиной на фотографиях?
— Брук, вы уходите от Джулиана? Вы с ним после субботы виделись?
— Что вы думаете по поводу требования родительского комитета вас увалить? Вы вините в этом своего мужа?
Кошмар повторялся, только на этот раз без роскошного платья, без мужа и без бархатного барьера, сдерживавшего свору журналистов. К облегчению Брук, охранник школы, крепкий как скала, несмотря на свои почти семьдесят лет и метр семьдесят роста, удержал репортеров на расстоянии вытянутой руки и заставил отступить, напомнив, что тротуар общий, а вот ступени и крыльцо — уже частная собственность. Брук посмотрела на него с благодарностью и быстро прошла в здание. Шокированная и возмущенная, злилась она в основном на себя: как можно было упустить из виду, что скандал не пройдет мимо Хантли?
Глубоко вздохнув, она пошла в свой кабинет на первом этаже. Роузи, администратор консультативной Программы, подняла глаза на Брук, когда та вошла в переднюю сьюта [35] , где находились комнаты консультантов — ее, Хизер и еще троих. Роузи славилась привычкой совать нос в чужие дела, и сегодняшний день обещал стать чем-то особенным. Брук внутренне приготовилась к неизбежным разговорам о фотографиях Джулиана, или о папарацци у входа, или обо всем сразу.
— Брук, привет. Скажете, когда разберетесь со всем этим… м-м… безумием. Ронда хочет зайти на несколько минут, пока вы не начали консультации. — Роузи говорила достаточно нервно, чтобы Брук встревожилась.
— Зайти? Случайно, не знаете зачем?
— Нет, — ответила Роузи, явно солгав. — Она просила сказать ей, как только вы придете.
— Хорошо, но можно, я хоть разденусь и прослушаю автоответчик? Две минуты мне дайте.
Она вошла в маленькое помещение, где были лишь стол, два стула и вешалка для одежды, и тихо прикрыла дверь. Через стеклянное окошко она видела, что Роузи подняла трубку и с кем-то говорит.
Буквально через полминуты в дверь постучали.
— Входите! — как можно приветливее сказала Брук — она уважала Ронду и искренне ей симпатизировала.
Визит начальницы не был чем-то необычным, но сегодня Брук ужасно хотелось свести все контакты к минимуму.
— Хорошо, что вы зашли, Ронда. Я хочу сообщить вам новость о Лизи Стоун, — начала Брук, надеясь сразу перевести разговор на одну из учениц, которую консультировала. — Как тренеру Демичеву вообще доверили девочек? Может, олимпийцы и питаются святым духом, простите за шутку, но еще немного, и он доведет своих подопечных до голодной смерти!
— Бру-ук, — сказала Ронда, протянув ее имя неожиданно долго, — это очень интересно, напишите мне служебную записку. Но я пришла поговорить о другом.
— Да? Что-нибудь случилось? — спросила Брук, заволновавшись.
— Боюсь, что да. Мне очень грустно вам это говорить…
Брук все поняла по лицу Ронды. Это не ее решение, заверила та, но она директор и отвечает перед многими людьми, в частности перед родителями, которые считают, что повышенное внимание к Брук плохо отразится на их детях. Все понимают, что она не виновата, что никому не сладко жить под прицелом фотокамер, поэтому ее просят взять отпуск — оплаченный, разумеется, — пока все не уляжется.