Алексей только что вернулся с озера, конвоировал очередной обоз. Рейс прошел спокойно — теперь вражеские самолеты появлялись над озером редко и небольшими группами. Это объяснялось тем, что неприятель перебросил большую часть авиации на орловское направление. События на Курской дуге отражались и на жизни ладожан. Гитлеровцы ослабили удары по железной и шоссейной дорогам. Объем перевозок по озеру сократился, так как вступили в строй мосты через Неву. Автомашины и поезда шли в Ленинград не только ночью, как раньше, но и днем.
Теперь корабли больше занимались несением дозорной службы, пресекали активность вражеских судов, тралили мины, снабжали необходимыми грузами сухопутные войска.
Алексей шел и думал, что давно уже не приходилось ему преодолевать расстояние вот так, пешком, чувствовать запах лета, а не крови, мазута или раскаленного железа, слушать плеск волн, шелест листвы и щебетание птиц в лесу. Он знал, что слух его утратил остроту — постоянная пальба из пушек на катере сделала свое дело, и все же чарующие звуки природы будили в нем чувства, которые, как ему казалось, уснули навсегда, и заполняли страшную пустоту в душе. Непереносимая боль, которая точила его изо дня в день, сменилась сейчас тихой грустью; это было нежданное отдохновение от разрушительной работы памяти, как будто жизнь вдруг явила остатки милосердия и дала кратковременную передышку.
Ему захотелось остаться подольше на этом безмятежном пляже, до конца проникнуться торжественной красотой природы. Он снял китель, на котором было два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды и погоны капитана 3-го ранга, бережно свернул его, сверху положил фуражку и прилег на траву у кромки леса, под сень приземистой ольхи, головой в малиновые, белые и желтые цветы, трепетавшие от ветра на тонких стеблях. Незаметно для себя он уснул крепким молодым сном, как не спал уже давно — без тревоги и мучительных сновидений. Глубокий сон оградил его от страданий и звуков извне.
Звонкие голоса и заливистый смех не разбудили его, когда стайка девушек из Осиновца расположилась на берегу, неподалеку от того места, где он спал. Это были зенитчицы, к ним примкнули Настя, Полина, Клава и еще несколько сотрудниц гидрографического узла. Девушки затеяли стирку. Нагруженные тюками с бельем, не только своим, но и мужчин-сослуживцев, они не поленились пройти большое расстояние от порта, чтобы найти не замутненную мазутными пятнами воду.
— Девочки, водичка — прелесть! Айда купаться! — предложил кто-то, и сразу же шумное падение тел в воду, визг, плеск, брызги.
Девушки купались не таясь — кругом было безлюдно. Можно было вволю порезвиться, не опасаясь, что нескромные матросы будут подглядывать, как это случалось не раз. Эти настырные парни умудрялись заглядывать жадными глазами даже в крохотное оконце бани в женский день. Бесстыдники! Стирать им — пожалуйста. Гладить, штопать — с удовольствием, но вольностей никаких! Ну и что же, что война, что в отваге и меткости зенитчицы не уступают мужчинам, что сбили они самолетов не меньше, чем моряки со своих кораблей. Девушкам и на войне обхождение нужно, внимание, восхищение, цветы, наконец, вон их сколько!
Две девушки-зенитчицы, одевшись в ладно пригнанные юбочки и гимнастерки, направились к лесу собирать цветы и наткнулись на спящего Алексея. Другие, заметив, что подруги на что-то засмотрелись, с любопытством поспешили к ним.
— На что они там уставились? Пришли стирать, а сами гуляют, — сказала Полина, которая уже принялась за стирку. — Надя! Что вы там разглядываете?!
Зенитчица Надя издали замахала руками, призывая к молчанию, затем отделилась от кружка подруг и подбежала к добросовестным прачкам.
— Девчата, мы в лесу капитана нашли. Спит как младенец. Видно, умаялся, бедный. И до чего ж хорош! Глаз не оторвать! Пошли посмотрим.
Кто же откажется тайком полюбоваться на красивого мужчину? Девушки отложили белье и охотно последовали за Надей.
Каково же было изумление Насти и смятение Полины, когда они увидели, кого с таким восторгом разглядывают девушки.
— Боже мой, Алеша, — проговорила Настя.
У нее защемило сердце. Да, он был красив для непосвященного глаза, но Настя видела, как он измучен, как заострились черты лица и горькие складки пролегли в уголках губ.
— Ты его знаешь? — шепотом спросила Надя.
— Да, это Вересов, наш близкий друг. Что же делать? Будить жалко, но оставлять надолго на сырой земле тоже нельзя.
— Идите, идите, — ревниво шугнула девушек Полина, — что встали, бесстыжие, мужчины не видали!
Девушки с неохотой разбрелись по берегу. Настя опустилась на траву подле Алексея и погладила его по щеке.
— Алешенька, проснись, родной, простудишься, — тихо позвала она.
Он не открыл глаз, но улыбнулся счастливой улыбкой.
— Ариадна, — явственно произнес он.
Настя с трудом удержалась от слез. Она отошла, увлекая за собой Полину.
— Что же ты, буди его, неизвестно, как долго он так проспит, — с нетерпением сказала Полина.
— А ты бы хотела, чтобы он увидел тебя вместо той, кого хочет видеть? Пусть это сделает Клава, ей все равно.
Клава, однако, заупрямилась: она ему в глаза смотреть не может после того злосчастного письма. Лучше попросить Надю. Она человек нейтральный.
Надя с готовностью согласилась взять на себя щекотливую миссию. Она приблизилась к Алексею и тронула его за плечо:
— Алексей Иванович! Товарищ Вересов, подъем!
Он наконец проснулся и некоторое время сосредоточенно изучал свежее девичье личико.
— Кто ты, прелестное создание? — спросил он, сел и стал деловито надевать китель.
— Я Надя Морозова, зенитчица.
— А откуда ты меня знаешь, Надя Морозова? — поинтересовался он.
— Настя сказала. Да вон она, на берегу, белье стирает.
Он, казалось, был удивлен.
— Настя? Странно… — Он встал, надел фуражку — как всегда, козырьком на брови и чуть набок. — Так, значит, зенитчица. Сколько же тебе лет, Надежда?
— Уже девятнадцать, товарищ капитан.
— Ух ты! Так много? Орден за что получила?
— Сбила самолет противника, товарищ капитан третьего ранга!
— Да ты умница и красавица, Наденька! Ну, пойдем, покажешь мне Настю.
Настя поднялась ему навстречу. Она обняла его и поцеловала под завистливые взгляды девушек.
— Зачем же ты уснул на земле? Так и болезнь подхватить недолго. Извини, что пришлось тебя разбудить.
— А почему не сама? Хитришь, Настюха. Не пытайся знакомить меня с девушками.
— Разве я когда-нибудь хитрила? — с грустью отозвалась Настя.
Он посмотрел в ее чистые глаза и, кажется, что-то понял.
— Ну, прости, прости, я опять сказал глупость.