Гостям тем временем скучать не пришлось. Темка разложил перед ними на столе свои игрушки: целый взвод героев комиксов с личным транспортом и вооружением.
Вскоре заглянул Сережа со всклокоченными волосами, с заспанными глазами, немного заторможенный, но обрадованный посещением друзей.
– Ща, братцы, физию сполосну и приду. А что стряслось-то?
– Ну ты даешь, Серега, у Генки сегодня днюха, забыл? Мы ж договорились скинуться и вместе идти.
– Елки-моталки! У меня начисто башню снесло. Надумали, что дарить?
– Есть соображения, ты иди одевайся, торопиться надо.
Сережа ринулся в ванную, из ванной в спальню к гардеробу.
– Надень новую рубашку, которую я привезла, – посоветовала Аня. – Дать тебе денег? Сколько надо на подарок?
– Не-е, возьму у своих. Матвей еще не пришел?
Аню неприятно задело это «у своих», но обижаться не приходилось: «не своя», так надо стать «своей».
– Ань, повесь потом на место, лады? Мне некогда, – говорил Сережа, роясь в гардеробе и второпях сбрасывая предметы одежды на кровать. – С рубашкой надо костюм – не хочу… Надену свитер. Вот этот. Подходящий прикид… Тебе Даша понравилась?
– Да, очень приятная девушка.
– Ага, ничего. Маленькая еще, мы с ней дружим… Ну я побежал. Приду поздно, не скучайте.
Он чмокнул Аню в щеку, чего она, по правде сказать, не ожидала, и выбежал вон.
– Па, подкинь полтыщи, у Генки день рождения, хотим купить что-нибудь приличное, – донеслось до нее из коридора.
У Ани от его мимолетного поцелуя потеплело на душе. Она развесила на плечиках разбросанные рубашки и остановилась перед раскрытым гардеробом, раздумывая, не стоит ли начать складывать вещи Сережи в чемодан. Только как отличить, какие из них Сережины, а какие Матвея?
Взгляд ее остановился на синей парадной форме капитана ВВС – китель с нашивками и звездными погонами, брюки, белая рубашка с темно-синим галстуком; на верхней полочке гардероба – офицерская фуражка с золоченой кокардой на околыше и крылышками на высокой тулье.
Аня погладила погоны на кителе, взяла в руки фуражку, разглядывала ее несколько минут как диковинный драгоценный предмет, затем надела на голову перед зеркальной створкой гардероба.
– Во всех ты, душенька, нарядах хороша, – сказал Матвей, появляясь у нее за спиной в зеркальном отражении. – Готов спорить с кем угодно: никогда еще фуражка летчика не украшала столь прелестную головку.
Она проворно обернулась, не скрывая охватившей ее радости:
– Почему так долго? Где ты был?
– На послеполетном разборе с руководителем полетов. Сегодня подполковник Нагатин присутствовал – замкомполка по летной подготовке. Крутой мужик, но летчики его любят.
– Он сказал, что ты был великолепен?
– Нет, он употребляет более образные выражения, в основном непечатные. Вдобавок кулак сунул мне под нос для просветления мозгов.
– Немыслимо! За что?
– Считает, что не наскреб нужной высоты при выполнении колокола.
– Колокола?.. Ах да… Твой подполковник к тебе придирается, я видела: ты делал колокол идеально.
– Еще бы! Что он понимает!
Аня протянула ему фуражку:
– Надень, я хочу посмотреть, как ты в ней выглядишь. Нет, постой, я сама… Вот так, козырек чуть-чуть вниз… – Она отступила на шаг в восхищении. – Какой ты красивый. Невероятно… Ты сам-то знаешь, какой ты красивый? Поразительно, как я сразу не заметила… – Голос ее упал до шепота. Никогда в жизни Аня не была так искренна, как сейчас. Где были ее глаза?! Как могла она не разглядеть с самого начала? Не существовало на свете лица более притягательного, желанного, в ней все переворачивалось при одном взгляде на него, это было как внезапный удар, как приговор, она вдруг испугалась, ощутив в себе какую-то небывалую могучую силу, которая властно влекла ее к нему.
Она задохнулась и качнулась вперед. Он снял с головы фуражку, обхватил Анну за талию свободной рукой и прижал к себе. Наступил тот исполненный наивысшего таинства миг, когда души двоих людей отражаются в глазах и сливаются воедино, когда не нужны мысли, слова, когда стихия, именуемая любовью, подхватывает и превращает живые существа в разнозаряженные частицы, неудержимо стремящиеся друг к другу…
Время остановилось; сколько прошло секунд, минут, часов до того момента, как голос отца окликнул Аню извне, оба не могли бы определить. Они медленно отстранились друг от друга, так и не проронив ни слова.
Аня пошла к двери, оглядываясь, все еще не в силах отвести взгляд, и, выйдя к отцу, отвечая на его вопросы, обреченно ждала: вот сейчас он заметит, поймет, что свершилось важное, необратимое, что она другая, не та Аня, которая приехала к нему два дня назад, – страшно представить, как давно это было, не в этой жизни – в другой.
Потом они все вместе сидели за столом, обедали, о чем-то говорили; Аня возилась с сыном, после обеда мыла посуду, хлопотала на кухне. Матвей был здесь же, все порывался что-то у нее отнять и сделать сам; они сталкивались, смеялись, непринужденно поддевали друг друга, но обмануться было нельзя: особенное сияние, тот свет, что занялся от одного источника и поселился в глазах обоих, мог выдать их с головой любому мало-мальски наблюдательному очевидцу; к счастью, таковых в то время поблизости не оказалось: Темка был слишком мал, а Семена Павловича донимали мысли о предстоящем отъезде Сережи. Он был рассеян и прикидывал, какие из вещей следует Сереже брать с собой, а какие лучше оставить дома. Обсуждение предмета поддерживалось Аней и Матвеем, пожалуй, с излишним жаром.
– Чем бы тебя развлечь? – сказал Матвей, когда все дела по дому были завершены. – Придумал! Прокачу на самолете. Не пугайся – на Як-52 в аэроклубе, это учебно-тренировочный самолет, совсем не страшно.
– А ты не будешь делать всякие кубинские восьмерки, петли и бочки? – Аня замерла в счастливо-тревожном ожидании перспективы оказаться с ним вдвоем в небе.
– Я похож на безответственного глупца? – ответил он вопросом на вопрос.
– А как же Темка? Мы не можем взять его с собой.
– Сгоняем, пока он спит. Даже если проснется, папа за ним присмотрит. Одевайся потеплее, живо, гриву свою собери как-нибудь, в карманы ничего не клади и вообще – ничего лишнего.
– Есть, поняла, я сейчас, – лихорадочно засуетилась Аня.
Так, эти джинсы как раз подойдут, кроссовки, куртка достаточно теплая, украшения долой, волосы скрутить и затянуть резинкой. Не удержалась – брызнула на себя духами: нелишне очаровать пилота запахом хороших духов.
В аэроклубе было людно, на летном поле ждали своей очереди парашютисты, то и дело просил разрешения на взлет спортивный или учебный самолет, другой, приземлившись, выруливал на стоянку. Аня, оглушенная рокотом очередного двигателя, теребила тащившего ее за руку Матвея: