— Там живут люди?
— Жили до недавнего времени. Гауди построил доходный дом для богатого каталонца Педро Мила Кампс. Весь бельэтаж был отдан под квартиру самого Мила. Четыре этажа занимали квартиры, сдававшиеся в аренду. Сейчас в бельэтаже выставочный зал. Рекомендую осмотреть дом изнутри, внутреннюю отделку, решетки, живопись на стенах подъезда. Взгляни наверх, на крыше видны люди, там чудеса, которые надо увидеть вблизи. Поднимемся?
— Да, да, обязательно! Где Эля?
— Сейчас подойдет, задержалась по дороге. Ты, между прочим, прошла мимо еще одного шедевра Гауди — Каза Батльо. Ничего, нам потом все равно придется возвращаться к машине.
На крыше, налюбовавшись дымоходами и вентиляционными трубами, которые были выполнены в виде абстрактных фигур, облицованных белым мрамором, осколками бутылочного стекла, Влада и Станислав встали у парапета, чтобы посмотреть на город, на зеленый проспект внизу.
Оба молчали некоторое время.
— Прекрасный город, — сказал Станислав, — я видел его много раз, но не устаю открывать для себя что-то новое. И все же больше всего на свете я хотел бы сейчас оказаться с тобой в нашем старом московском дворе. Странно, под этим ярким солнцем я вдруг вспомнил, как мы бежали зимой на трамвайную остановку, сквозь вьюгу и вечернюю мглу, ты скользила в новых сапожках и цеплялась за меня, чтобы не упасть. Трамвай пришел весь белый, в клубящейся снежной пыли, мы заскочили в него, сели, тесно обнявшись, и плыли, плыли, слегка раскачиваясь, сквозь туманные городские огни, и нам казалось, что это навсегда…
Теперь Влада засмотрелась на него, пока он говорил. Незаметно для себя она оказалась в том трамвае, семнадцать лет плывущем сквозь заснеженный город, мимо скверов и замерзших прудов, мимо церковных стен и куполов в завихрениях пурги. Влада снова тянулась к Стасу лицом, к морозным щекам и губам, к сияющим глазам в лучиках мокрых ресниц…
— Зачем вспоминать то, что ты сам перечеркнул? — резко встряхнулась она. — Ты решил тогда поиграть в гордость, не позволил даже объясниться с тобой, ты легкомысленно испортил жизнь не только себе, но и мне, не просто испортил, а чуть меня не убил, бросил без малейшего колебания, а теперь уверяешь, что все эти годы испытывал муки любви. Это что, очередное издевательство? Как здорово, раз-два — купил колечко и сделал предложение! Хорошо живешь — сплошная развлекаловка! Уйди, Стас, не то я за себя не ручаюсь. Свои прихоти можешь удовлетворять с другими, что ты ко мне привязался?
— Я не бросал тебя, ты ничего не знаешь!
— Ложь! Я тебе не верю!
— Спроси у своего брата. Альберт запугал его, и он передавал тебе то, что диктовал твой поклонник.
— Ах вот как! Ты не устал от вранья? Забыл, что я приходила к тебе в институт? Наверное, я обращалась к твоему двойнику! Ты не захотел со мной разговаривать!
— Да не мог я, пойми! Альберт держал меня на коротком поводке. Он пригрозил расправиться с моими родными при любой попытке общения с тобой. Что мне оставалось делать? Я надеялся держать с тобой связь через Колю, а он предал меня.
— У тебя все виноваты, один ты святой! Я ничего не хочу слышать, оставь меня, прилипала чертов!
Влада лавировала между фигурами суровых воинов в шлемах с закрытыми забралами, старалась укрыться от Стаса за каждой из сюрреалистичных громадин, стоящих на страже творения великого зодчего. Туристы, гуляющие по крыше, с удивлением оборачивались на беспокойную пару. «Нашли место ругаться» было написано на всех лицах.
— Может быть, ты святая? — в запале не унимался Станислав. — Все началось с того, что ты уступила домогательствам подонка! Я настолько тебя любил, что закрыл на твою измену глаза. И что же?! Через три месяца ты выскочила за него замуж!
— А ты, где был ты эти три месяца?! Я тебя спрашиваю!
Станислав оперся ладонями о парапет и опустил голову:
— Однажды Коля объявил, что ты продолжаешь встречаться с Альбертом и собираешься за него замуж. Я пришел в отчаяние и попросил передать тебе письмо. Он отказался, и мы сильно повздорили. Он кричал, что я его подставляю, что ты для меня потеряна и чтобы я прекратил свои преследования, подвергая опасности и себя и его. Я назвал его трусом, а он меня — эгоистом. Мы перестали с ним разговаривать — впервые за годы нашей дружбы. Примирения так и не состоялось: он стал сторониться меня, почему — я понял много позже: он спасался от общения со мной, от своего ежедневного доносительства и от Альберта.
Я решился на звонок, хотя это было рискованно. Ты сняла трубку, и тут же бросила, услышав мой голос, помнишь?
— Да, Коля сказал, что у тебя другая девушка, что у вас бурный роман. Я возненавидела тебя, к тому же подумала, что ты звонишь брату.
— Тогда я решил пробраться к твоему дому. Мне надо было увидеть тебя во что бы то ни стало. Альберт предупредил, что будет следить за каждым моим шагом, поэтому я петлял по городу, прятался как мог, сделал огромный крюк, хотя наши дома были практически рядом. И все-таки они накрыли меня у самого подъезда. Завезли в лес и избили до полусмерти. Били кастетами, ногами, натешились вволю, лицо изуродовали, сломали нос, два ребра и руку, там и бросили.
Станислав замолчал. Картина той жестокой расправы встала у него перед глазами.
Он лежал на земле, с залитым кровью лицом, еще в сознании, но лишенный способности сопротивляться: силы покинули его. Рядом присел на корточки Альберт.
— Ох, морока мне с тобой. — Он вынул из кармана носовой платок и стал оттирать пятнышко крови со своего плаща. — Сам посуди, ну что мне стоит тебя прикончить и здесь же закопать. И никаких хлопот. Ан нет! Приходится корчить из себя чистоплюя. Ведь если девушка ненароком узнает, что некий Стас Черепков убит, мне перед ней ни в жизнь не оправдаться. Хех! — мотнул он головой. — Надо было так влипнуть! Девок кругом, что грязи, а вот запал на одну — и свет не мил, и все привычки по боку, ходишь павлином общипанным, а хвост норовишь распустить.
Он выпрямился во весь рост. Глядя сверху на Стаса с деланным сожалением, добавил:
— На редкость твердолобым ты оказался: сказано было — о девочке забудь, а ты все трепыхаешься, звонишь не по делу, под дверь бегаешь. Гарантий, что ты будешь вести себя прилежно, у меня больше нет, поэтому сестренка твоя временно побудет у нас.
Стас рванулся и захлебнулся хрипом. Альберт наступил ботинком ему на грудь и вдавил в землю.
— Спокойно, не дергайся! А ты и впрямь думал, что я не знаю, где твое семейство обретается? Хочешь, адресок зачитаю? Мне его на бумажку аккуратно выписали…где же она… вот: город Мичуринск, улица Советская, рядом с магазином «Богемия», дом номер…
Стас вывернулся и впился мучителю зубами в щиколотку.
Альберт взвыл и выронил листок. Стас был снова нещадно бит доброй дюжиной ног.
— Вот паразит, — покачал головой Альберт, разглядывая кровоточащее место укуса на щиколотке. — Все, пацаны, хватит с него, валим отсюда. А ты, щенок, сам скумекай, что сеструху твою ждет, если будешь языком чесать.