— Уши…
— Уши?
— Да, у меня заболели уши. Такая ужасная боль, стреляло в ухе, понимаешь? Сейчас уже все прошло.
Я снова прикрыла глаза, стараясь не потерять ход мыслей, довольно путаных.
— Может, позвонить врачу?
Я открыла глаза.
— Не нужно, — ответила я на удивление ясным голосом. Что угодно, только не врачи: увидят, в каком я неустойчивом состоянии, и досье о моей несостоятельности как матери (так я себе это представляла) станет еще толще.
— А я все же думаю…
— Все уже прекрасно, — перебила я. — Просто небольшое временное недомогание.
Временное недомогание. Как по-британски ты стала выражаться, с ума сойти.
Тони внимательно смотрел на меня и ничего не говорил.
— У тебя когда-нибудь стреляло в ухе? — спросила я. — Болит, как сволочь. А потом… хлоп, и все прошло.
— Ну, раз ты так говоришь… — Но голос его звучал недоверчиво.
— Извини, что нагрубила.
— Comme d’habitude [27] , — был ответ. — Не возражаешь, если я пойду поработаю?
— Как хочешь.
— Если что-то понадобится, я наверху.
И он ушел.
Comme d’habitude. Идиот. Уделил жалкие полчаса мне и своему собственному сыну (в первый день его появления в доме) и поспешил удалиться к себе в святая святых. А как оскорбился, когда я чуть-чуть огрызнулась в ответ на его лекцию «О преимуществах материнского молока перед искусственной смесью»! (И откуда только он это знает? Не иначе, наткнулся на статейку в «Кроникл», в разделе для женщин. Наверное, потратил на чтение аж целых пятнадцать секунд.) Не сомневаюсь, как только Джек снова начнет реветь, мой муженек объявит, что ему необходимо выспаться (ведь должен же кто-то в этом доме зарабатывать на жизнь), и уединится на диванчике в тиши кабинета А мне великодушно предоставит возможность бодрствовать всю ночь.
Именно так все и случилось. Особенно обидно, что я сама же и предложила Тони спать отдельно. Дело в том, что, когда он спустился вниз — около часу ночи, — Джек снова начал подвывать, и лишь получасовым кормлением мне удавалось хоть на время прервать его горестный плач. Когда Тони обнаружил нас с Джеком в гостиной, где я укачивала сына, пытаясь одновременно краем глаза смотреть телевизор, я изо всех сил постаралась говорить ровно и ласково.
— Бедняжка, — сказал Тони. — И давно ты с ним так?
— Порядочно.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Иди ложись. Тебе нужно выспаться.
— Ты уверена?
— Не может же он кричать всю ночь. Рано или поздно выдохнется.
Ключевыми словами оказались «рано или поздно»: Джек не замолкал ровно до 3:17 утра (я в это время смотрела новости Би-би-си — а они в углу экрана всегда показывают точное время). К этому времени грудь у меня была не только «разблокирована», но и абсолютно, досуха пуста, потому что всю ночь я только и делала, что кормила Джека Проплакав пять часов кряду, он сыто булькнул, чуть срыгнул молоком и погрузился в крепкий сон.
Я не могла поверить своему счастью. Поскорее поднялась в спальню, стянула неряшливую, мокрую майку, приняла горячий душ и отправилась в кровать, рассчитывая, что усну как убитая.
Ничего подобного. Я уставилась в потолок, мечтая о сне. Не вышло. Я взялась за книжку, благо у кровати их скопилась целая стопка Прочитала пару страниц «Женского портрета» (а что, в конце концов, я же была американкой в Европе). Но даже Генри Джеймс с его трудным, мрачноватым языком меня не убаюкал. Подождав, я встала, заварила себе ромашкового чаю, забежала посмотреть на Джека (он не просыпался), проглотила два аспирина, и снова улеглась. Углубилась в приключения Изабеллы Арчер, надеясь, что сон меня настигнет, и…
Как-то неожиданно оказалось, что уже пять утра. Я дошла до того места в романе, где Изабель собирается разрушить свою жизнь, выйдя замуж за злобное ничтожество, Гилберта Озмонда, и я думала о том, что у Эдит Уортон в «Обители радости» есть что-то похожее, и о том, какие же длинные у Джеймса предложения, и о том, что уж если он не смог меня усыпить, то и никто не сможет, и…
Джек снова начал плакать. Я отложила книгу. Отправилась в детскую. Сняла грязный подгузник. Помыла грязную попку. Надела ему чистый подгузник. Взяла его на руки. Уселась на стул. Он присосался к левому соску. Я напряглась в ожидании боли. Но…
Чудо из чудес — молоко пошло без всяких проблем.
— О, это очень хорошая новость, — сказала Джейн Сэнджей, которая зашла навестить нас днем. — Сколько уже было кормлений без блокады?
— Только что покормила в третий раз за день.
— Похоже, процесс пошел, — отозвалась Джейн.
Я радостно кивнула, а потом добавила:
— Теперь еще хорошо бы поспать хоть чуть-чуть.
— Он что, всю ночь «гулял»?
— Он-то нет — только я.
— Что ж, будем надеяться, что это была случайность и плохая ночь не повторится. Но, должна сказать, вы здорово справляетесь, учитывая, все обстоятельства. Я бы так не смогла, уж поверьте.
— У вас нет детей?
— Да вы что, разве я похожа на сумасшедшую?
К двум часам следующей ночи я всерьез начала опасаться, что схожу с ума. Тони весь вечер был на каком-то ужине с иностранными журналистами и ввалился пьяный в два часа — я сидела перед телевизором в гостиной с ребенком на коленях, Джек безутешно плакал, несмотря на то что был вполне сыт после продолжительной кормежки, растянувшейся на целый час.
— Все еще не спишь? — спросил Тони, пытаясь сфокусировать на нас взгляд.
— Не по своей воле. А ты еще держишься на ногах?
— С трудом Тебе ли не знать, что такое вечеринка с журналюгами.
— Если честно, уже почти не помню.
— Может, тебе чем-нибудь помочь?
— Помоги — дай мне по голове дубинкой.
— Прости, я все же не пещерный человек. Может, чаю?
— Завари ромашкового, если не трудно. Хотя это все равно не поможет.
Я как в воду глядела: чай не помог. Потому что Тони так мне его и не принес. Он отправился в нашу спальню со словами, что хочет в туалет, а потом исхитрился упасть прямо в одежде точно поперек кровати и отключился. Если бы я захотела спать, это было бы обидно — я бы никаким образом не смогла приткнуться к Тони, так неудачно он расположился. Но мне кровать была ни к чему — потому что спать не хотелось, голова была совершенно ясной… хотя Джек угомонился только к трем часам утра.
— Две ночи без сна? — переспросила Джейн Сэнджей назавтра. — Это меня беспокоит. С ребенком-то все нормально, он, вы говорите, ухватывает по четыре часа ночного сна… а вот вы совсем не отдыхаете. Для вас четыре часа, конечно, недостаточно, но все же это было бы лучше, чем не спать совсем. Как вам кажется, в чем причина?