Конечно, я помнила. И всегда удивлялась такому нелепому способу отпраздновать заключение брака. Но Дина тянуло на природу, а Сэнди тогда была безумно влюблена. А любовь порой заставляет нас совершать абсолютно неожиданные поступки, вот и Сэнди, по возможности избегавшая даже высоких лестниц, вдруг отправилась в горы и совершила восхождение.
— Знаешь, что меня особенно убивает: когда мы вместе были там, в горах, я постоянно ныла по поводу этого Ножа. Верещала, что я ни за что не решусь, что это опасно и я боюсь — все такое. В общем, я тогда застряла на полдороге. И знаешь, что сказал Дин? «Не бойся, я же никогда не брошу тебя в беде». И конечно, я ему поверила.
Она снова разрыдалась, рассказывая сквозь слезы, трое ее мальчишек очень тяжело переживают смерть отца и что его новая подруга обезумела от горя. Я никогда не встречалась с этой женщиной, но всегда к ней антипатию из-за той неприглядной роли, которую она сыграла, разрушив семью. Но сейчас я искренне ее пожалела — особенно узнав, что она была замыкающей в той группе альпинистов и все случилось на ее глазах.
А Сэнди — вот такой она была: искренне и безутешно оплакивала человека, которого всего пару недель назад называла не иначе как «этот хорек, этот мешок с дерьмом, бывший». А ведь в этом, наверное, отражена самая суть развода? Мы вдруг начинаем смешивать с грязью человека, который когда-то был для нас центром вселенной. И сами удивляемся, откуда такая ненависть и презрение, положа руку на сердце, мы все еще так отчаянно его любим.
Сэнди сказала, что похороны состоятся через три дня. Я отреагировала мгновенно: «Я приеду». Сэнди запротестовала, убеждая, что я еще не готова к таким перелетам, у нее и так найдется, кому помочь, — ее мальчишки. Но я-то понимала, что трое осиротевших детей, старшему из которых не было и двенадцати, сами нуждаются в помощи и поддержке в это страшное для них время. Поэтому я ответила: «Думаю, что смогу прилететь». И пообещала перезвонить через несколько часов.
Тони, узнав новость, горячо поддержал мою идею. Он буквально настаивал, что я должна поехать, даже сказал, что поручит своей секретарше заказать мне билет в Бостон, а мне предложил позвонить в «Нянюшки Энни» и нанять круглосуточную няню на четыре-пять дней.
— Но это же обойдется в целое состояние? — усомнилась я.
— Это чрезвычайная ситуация в семье, — ответил он.
Но сначала я позвонила доктору Родейл, и мне повезло застать ее в частном кабинете на Уимпол-стрит. Неделей раньше я приезжала к ней в больницу, и она явно осталась довольна моим состоянием. Не настолько довольна, чтобы снизить дозу антидепрессантов, но достаточно, чтобы благословить меня сейчас на перелет через Атлантику.
В тот день Ча была на работе, и когда я сообщила, что собираюсь на три дня уехать из страны и хочу взять круглосуточную няню, сказала, что она бы согласилась за сто фунтов в сутки. Я тут же ударила с ней по рукам В тот же день мы перенесли в детскую кровать из гостевой комнаты, чтобы Ча могла спать рядом с Джеком. Услышав о нашей договоренности, Тони был явно доволен, тем более что сумма оказалась гораздо меньше по сравнению с ценами в агентстве, не говоря уж о том, что не хотелось пускать в дом чужого человека. Да и мне — немаловажный фактор — не придется сходить с ума, представляя мужа рядом с молодой сексапильной нянюшкой. Даже очень сильно напившись, он едва ли станет подбивать клинья к уборщице-тайке, выглядящей старше своих пятидесяти пяти.
Итак, я получила добро на поездку от врача, обеспечила пригляд за ребенком и через два дня уже летела в Бостон. В аэропорту меня ожидал сюрприз: выяснилось, что Тони оплатил для меня место в бизнес-классе. Пройдя регистрацию, я позвонила ему. «Ты с ума сошел… Я это говорю в самом лучшем смысле!»
— Тебе не понравилось?
— Конечно, понравилось, очень. Только я подумать боюсь, сколько это стоило.
— Не так уж дорого на самом деле. Всего на три сотни больше, чем в эконом-классе.
— Все равно, такие деньжищи!..
— Ты еще только выздоравливаешь, столько пришлось пережить… а в ближайшие несколько дней тебе нужно быть в хорошей форме. Ты же должна быть опорой для Сэнди.
— Я так тебе благодарна.
— Не нужно. Это меньшее, что я мог…
— Не то его потянули прочь от телефона, не то внезапно горло перехватило.
— Тони, ты здесь? — спросила я.
— Прости, прости, я должен…
Снова странная тишина Вечно мой мобильник шалит.
— Слушай, я должен идти, — наконец раздался его голос.
— У тебя все в порядке?
— Все нормально… просто меня тянут на совещание, вот и все.
— Присматривай за нашим крутым парнем, — напомнила я.
— Не беспокойся. Удачной тебе поездки. Позвони, как приземлишься.
— Позвоню.
— Люблю тебя, — сказал он.
Спустя несколько часов, когда мы летели над Атлантическим океаном, меня вдруг как ударило; Тони в первый раз сказал, что любит меня, впервые с…
Знаете, я так и не сумела вспомнить, когда он в последний раз говорил мне об этом.
Следующие три дня были кошмаром. Сестра была совершенно разбита и непохожа на себя. Трое моих племянников были в растерянности и страдали, каждый по-своему. Похороны превратились в демонстрацию: в церкви Сэнди, дети и я сама сидели по одну сторону прохода, а семья Дина — на противоположной, рядом с Джинни (его возлюбленной), ее родней и множеством загорелых мускулистых парней, видимо членов клуба «Сьерра» (флагом этой организации был накрыт гроб с лежащим в нем Дином). Родители Дина после похорон немного пообщались с внуками, но все демонстративно сторонились Сэнди и ее младшей сестры, с глазами, остекленевшими от антидепрессантов и перелета в другой часовой пояс. Тот день был для нас суровым испытанием, а мне пришлось особенно худо, потому что из-за таблеток я не могла позволить себе ни капли спиртного. А тут как раз был тот редкий случай, когда выпить хотелось просто отчаянно. Я никак не могла взять в толк, почему люди не способны забыть о своих семейных распрях даже перед лицом такой страшной вещи, как внезапная смерть. Ведь гибель Дина напомнила всем нам о бренности, эфемерности бытия, о том, как все хрупко. А мы продолжаем тратить время на мелочные свары, междоусобицы, не замечая за этой возней, как уходит и без того короткая жизнь. А может, наоборот, мы придавлены интуитивным пониманием тщетности всех своих потуг, а с помощью конфликтов надеемся хоть как-то самоутвердиться? Неужто все мы до такой степени глупы и недальновидны?
Едва вернувшись домой, дети мгновенно уснули, настолько вымотал их этот день. Только после этого Сэнди рухнула на диван рядом со мной и дала себе волю. Мы обнялись, и она рыдала у меня на плече. Минут пятнадцать она буквально выла, не переводя дыхания. Наконец утихла, вытерла глаза и тихо произнесла: «Этот кретин разбил мне сердце».
В тот вечер мы просидели долго и говорили, говорили. Накануне ей позвонил адвокат Дина и сообщил, что все имущество — не бог весть какое, если не считать страховки на двести пятьдесят тысяч долларов, — тот завещал своей девушке. Это означало, что финансовое положение Сэнди, и без того не блестящее, отныне было совсем уже аховым: скромные алименты в семьсот пятьдесят долларов, которые Дин ежемесячно платил на детей, составляли ощутимую долю семейного бюджета. Я не знала, что сказать, кроме того, что хотела бы сама быть побогаче, чтобы выписывать ей ежемесячный чек на эту сумму.